Петр Валуев - Дума русского во второй половине 1856 года

Недоверчивость и неискренность всегда сопровождаются внутренними противоречиями. Управление доведено по каждой отдельной части до высшей степени централизации; но взаимные связи этих частей малочисленны и шатки. Каждое министерство действует, по возможности, особняком и ревностно применяется к правилам древней системы уделов. Централизация имеет целью наивозможно большее влияние высших властей на все подробности управления, и на этом основании значительно стесняет в иерархическом порядке власть административных инстанций. Но масса дел, ныне восходящих до главных начальств, превосходит их силы. Они, по необходимости, должны предоставлять значительную часть этих дел на произвол своих канцелярий.

Таким образом судьба представлений губернских начальников и генерал-губернаторов весьма нередко зависит не от гг. министров, но от столоначальников того или другого министерства. Безжизненное однообразие распространено даже на исторические памятники, воздвигаемые на полях сражений: они распределены на разряды и подведены под один образец.

Между тем единство высших административных форм нарушается без видимой причины учреждением 5-го отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Если эта добавочная инстанция признана излишнею по делам других министерств, то почему она необходима по делам министерства государственных имуществ?

Действия этого министерства вообще последовательно противоречат одной из главных целей его учреждения. Посредством нового устройства казенных имений предполагалось, между прочим, указать путь к необходимому преобразованию поземельных отношений в имениях частных владельцев. Но министерство не только не создает потребных образцов, но даже вводит или сохраняет в устройстве казенных крестьян те именно формы, которые никогда не могут быть приспособлены к быту крестьян в частных вотчинах.

Основное, наиважнейшее правило, что казна в пределах казенных имений не что иное, как вотчинник, подобный всем другим вотчинникам, постоянно и преднамеренно нарушается. Помещик, лично управляющий своим поместьем, своим умом и своим капиталом, в возделывании принадлежащей ему земли, есть существо совершенно излишнее по нынешней системе устройства государственных имуществ. Даже в тех губерниях, где издавна существовали арендаторские управления, составляющие ближайшую аналогическую связь между нормами устройства казенных и частных имений, министерство по возможности упраздняет эти управления и предоставляет волостным судам те предметы ведомства, которые прежде принадлежали арендаторам как прямым представителям вотчинной власти.

Много ли искренности и много ли христианской истины в новейшем направлении, данном делам веры, в мерах к воссоединению раскольников и в отношениях к иноверным христианским исповеданиям? Разве кроткие начала евангельского учения утратили в них витающую, божественную силу? Разве веротерпимость тождественна с безверием? Разве нам дозволено смотреть на религиозные верования, как на политическое орудие, и вольно употреблять или стараться употреблять их для достижения политических целей?

Летописи христианского мира свидетельствуют, что при подобных усилиях сокрушается премудрость премудрых и опровергается разум разумных. Святая церковь не более ли нуждается в помощи правительства к развитию ее внутренних сил, чем в насильственном содействии к обращению уклонившихся или воссоединению отпавших? Нынешний быт нашего духовенства соответствует ли его призванию, и правильно ли смотрят на внутренние дела православной паствы те самые государственные люди, которые всегда готовы к мерам строго против иноверцев или раскольников?

О раскольниках сказано, что их религиозная жизнь заключается «в букве, а не в духе». Кажется, что иногда сама православная церковь тяготеет «буквою, а не духом». Быть может, что если бы наши пастыри несколько более полагались на внешнюю силу вечных истин ими проповедуемых, и несколько веровали в пользу содействия мирским полициям, то их жатва была бы обильнее.

Везде преобладает у нас стремление сеять добро силою. Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли, движущейся без особого на то приказа. Везде опека над малолетними. Везде противоположение правительства народу, казенного частному вместо ознаменования их естественных и неразрывных связей. Пренебрежение каждому из нас в особенности и к человеческой личности вообще водворилось в законах. Постановлениями о заграничных паспортах наложен домашний арест на свыше 60-ти миллионов верноподданных Его Императорского Величества. Ограничением числа обучающихся в университетах стеснены пути к образованию. Узаконениями о службе гражданской сглажены, по мере возможности, все различия служебных достоинств, и все способы одинаково подведены под мерило срочных производств и награждений.

Одно морское министерство ныне руководствуется другими правилами и не обнаруживает, подобно другим ведомствам, безвольного равнодушия ко всему, что думает, чувствует Россия. Оно показало, при составлении морского устава, каким порядком надлежит обсуждать проекты законов, и в Морском Сборнике подает пример, как надлежит понимать цензуру. Оно спасло от обычной безгласности имена офицеров, проливавших кровь свою в настоящей войне. Оно первое приняло чрезвычайные меры к обеспечению участи раненых, и первое осознало, что семейства жертв, павших в борьбе за отечество, имеют право оплакивать эти жертвы и ими гордиться без произвольных отсрочек. Все это сделано; но могло ли бы все это быть сделано, если бы судьбами Морского министерства ныне не правила твердая рука генерал-адмирала, носящего титул императорского высочества?

Неужели результаты нынешней системы признаются удовлетворительными? Неужели пагубное влияние этой системы досель не доказано ни внешними неудачами, ни внутренними недостатками, ни всеобщим недоверием к нашим начальствам, ни проявляющимся ввиду нынешних событий недостатком стойкости в общем направлении умов, ни признаками безнадежности, сопровождающими повсеместную, смиренную и покорную готовность к пожертвованиям? Неужели благородство речи несовместно с благородством подвигов, и русские дворянские сословия должны говорить языком, в котором слышатся отголоски Золотой орды рядом с витиеватостью семинарий? Наконец, неужели не заключается настоятельного поучения в современном, общесознательном недостатке знаменитостей? Голос народный не превозносит ни одного имени и не исповедует ни одной громкой славы, кроме новых имен и новой славы севастопольских героев. Государственные люди нашего века, в глазах народа, распределены на разряды, подобно казенным памятникам, измерены табелью о рангах, расценены ценою отличий, помещаемых в памятных книжках. Верноподданная Россия заботливо отличает их от воли царской и надеется не на них, а на Бога и на своего государя.