Юзеф Крашевский - История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Напрасно уже было трудиться над паней мечниковой, которая, попрощавшись с приором, оставя дар для костёла, уехала на постоялый двор… где Сениута вечером обещал появиться, объявив, что имеет самопал, пистолет и саблю…

Затем сразу, не дожидаясь, велели людям привести в порядок в Константинове оружие, собрать груз… а так как под ночь прояснилось, на следующий день собирались двинуться в дальнейшее путешествие…

Согласно объявлению Чесниковича Сениуты, который с самопалом, накрутив усы, ехал впереди, до Гродка уже оставалась только миля… край представлялся всё более диким, более красивым, более гористым, а дорога всё хуже.

На эту одну милю несколько оставшихся часов дня не было слишком много, потому что были вынуждены тащиться нога за ногой. Размытые тропинки, которыми иногда проезжали только двухколёсные арбы, для колебки слишком узкие, полные камней и ям, чрезвычайно затрудняли дорогу, так, что карету то с одной, то с другой стороны люди должны были поддерживать и носить почти на руках, чтобы не перевернулась… Покрытые зарослями холмы казались пустыми и немыми. Даже птицы, что оживляли их летом, по большей части улетели. Иногда орёл величественно поднимался вверх, медленно плыл, останавливался в воздухе и казался разглядывающим землю… В кустах иногда шелестело, словно убегал испуганный зверь… и снова тишина вокруг… торжественная и грустная…

Мечникова и Ядзя с интересом выглядывали из кареты… По дороге живой души не встречали… Утром этого дня, как сквозь грязный муравейник, проехали, вооружившись, через цыганский лагерь. Бросилась эта дичь под видом просящих милостыню, а на самом деле для кражи, на кареты и людей. Мечникова высыпала горсть грошиков, чтобы избавиться от них, а люди должны были позднее браться за сабли, чтобы хватающих за узду коней устрашить.

Одного свободного коня, что, испугавшись, убежал, уже цыгане похитили и гнали с ним в лес, когда Сениута, догнав их, выстрелил в воздух, ударил несколько раз плашмя, и коня вернул. С этой поры ни человека, ни зверя, ни человеческого жилища уже не встречали. Несколько сожжённых остовов и задымлённых каминов стояли у дороги. На одном таком пепелище они должны были сделать привал, пользуясь тем, что поблизости была хорошая вода для коня и корм, потому что о сене уже и речи не было.

Край, однако, был дивно красив, как бы ждал со своими богатствами людей. Всё расло буйно, высоко, густо. Но прежде культурные поля лежали под паром, а среди них едва где одичалая рожь, которая сеялась сама, давала свидетельство о прошлом.

На взгорьях были иногда видны голые стены поверженных замков, которые наполовину покрывали сорняки и заросли.

К вечеру дорога, которой вёл Сениута, пошла через горы и овраги. Редко где зеленела долина. Дубовый лес покрывал холмы и зарос так густо, что глаз на расстоянии шага разглядеть не мог.

Янашек ехал уже теперь с Сениутой, потому что при карете места не было. Иногда только он подбегал к дверкам, дабы что-то поведать, о чём-то спросить, посмотреть в глаза Ядзи и по ним отгадать, желает ли чего. Девушка постоянно высовывала головку, дивясь Божьему свету. Вечер был золотисто-красивый, небо ясное, а куда падал солнечный луч, словно устилал дорогу золотой нитью. Над дорогой, хотя была поздняя осень, кое-где запоздалый цветочек манил глаза и руки. Он стоял как бы удивлённый среди сухих стеблей, гость незваный и грустный. Некоторые деревья ещё были зелёные, иные жёлтые, иные румяные, на немногих холодный ветер высушил листья и стряс. Среди этой тишины, когда карета остановилась, чтобы обдумать какую-то переправу, было слышно журчание ручья, который, бормоча, бежал с гор, вспененный, в долину.

Сениута ехал, внимательно оглядываясь с гетманской серьёззностью, которую приписывал своей старой крови; за ним ехал Янаш, с любопытством разглядывая горы. Люди не смели говорить, но очень им этот красивый пустынный край, с его адскими дорогами хотелось проклинать. Ксендз Жудра в карете, достав бревиарий, читал молитвы и восхвалял Бога. В другой Франка, единственная женщина, взятая для услуг, которую постоянно пугали разбойниками, от тревоги, бледная, ломала руки.

Уже час они так всё более тёмными оврагами волочились, солнце скрылось за горами, хотя ещё не зашло, делалось темно и Сениута из-за плохих дорог советовал поспешить.

Мечникова, видя себя уже почти у ворот, немного триумфовала, что напрасным страхам отвести от своего намерения не дала.

Гродка только что было не видать. Ядзю забавляло всё, а многие вещи казались ей совсем новыми. Край в действительности принимал различную форму; даже до скал и камней это были неизвестные существа.

Упали сумерки, когда Янашек подскакал к двери сказать, что последний овраг скоро кончится и что гродецкий замок увидят через минуту.

Не было уже способа мечниковой и Ядзи удержаться в карете, шторы которой заслоняли вид. Они велели остановить, и вышли. Действительно, широко открытый овраг позволял смотреть на узкую долину, среди которой, на мысе, освещённый отблеском заходящей луны, поднимался серый замок.

Мечникова произносила благодарственную молитву. Ядзя также. Глаза её сияли. Видно, однако, в замке чего-то иного должна была ожидать, он показался ей понурой руиной, она шепнула матери:

– Дико это, мама, и грустно…

Ещё скучней, чем замок, показалось местечко со своими домами из хвороста и глины, корчмами, запавшими в землю. Все люди также с интересом смотрели на замок, но не весёлыми глазами. Действительно, он был похож на нежилую руину. Из одной трубы немного поднимался вверх дым.

Кареты и кони стояли так какое-то время, выглядывая из оврага, покуда Сениута не скомандовал, что пора ехать, потому что потом внезапно нагрянут сумерки. Действительно, чем чище небо, а облаков меньше, которые, как зеркала, остатки света дольше отражают к земле, тем внезапней спускается ночь. Таким образом, они медленно двинулись, потому что уже было на полчаса дороги до замка.

Местечко показывалось всё отчётливей. В некоторых окнах поблёскивали красные огоньки. Уже приближались к нему, когда примчался всадник. Он подъехал к карете, поднял с головы шапку и приветствовал радостным возгласом. Был это Никита, который издалека у оврага заметив кавалькаду, вскочил на коня и выехал приветствовать госпожу.

Также поздоровалась с ним мечникова.

– Есть где переночевать? – спросила она.

Никита пожал плечами.

– Ещё бы, – сказал он, – но не на торжество пани сюда едет, и то хорошо, что счастливо и здорово.

Он поцеловал ей руку.

– Ещё с паном Янашем нужно словечком перемолвиться.

И, убежав, он сел на коня, чтобы догнать впереди едущего.