Жюль Гонкур - Шарль Демайи

– Однако, – проговорила она, прерывая любезности представляемого юноши, – неужели же мы будем скучать? Я не хочу, чтобы у меня скучали!.. моя репутация погибнет!.. Как! У нас тут люди с патентованным воображением… и ни у кого ни одной идеи!.. Послушайте, господа… старинные актеры итальянской комедии импровизировали целые роли на заданную тему… Вы должны сделать тоже для здешней публики. Постойте! Кто-нибудь из вас, милостивые государыни, предложит сюжет этим господам, которые обязаны тотчас же рассказать на него что-нибудь забавное… Понятно, автор может взять себе актеров, сколько ему нужно.

Из дам составился маленький совет, и после некоторых переговоров, госпожа де-Мардоне объявила:

– Господа, дело идет о комедии, шараде, шутке, сочиненной на вас самих. Сюжет наш: «Литератор»… Скорее, бросайте имена всех вас в эту шапку.

Вышло имя Демальи.

– Вам дается четверть часа на размышление, – проговорила госпожа де-Мардоне. – Чего вы потребуете?

– Турецкий барабан, Флориссака и Бурниша.

– Отлично! Кажется, у меня есть барабан и костюмы от моего последнего маскарада, там, наверху. Спросите Жозефа.

Через десять минут дверь залы отворилась на обе половинки и вошло торжественное трио.

Бурниш играл на большом турецком барабане апофеоз Дюмерсана – его гений и Бобэш ведут его к бессмертию – увертюру для полного оркестра.

Флориссак, одетый молодым «pitre» с бабочкой, качавшейся на проволоке перед его носом, в дурацком колпаке, с горбом паяца на спине, походил на Антиноя, завернутого в полосатый холст.

Демальи шел задрапированный Фонтанарозом в блестках.

Бурниш, поскользнувшись, прислонился к круглому дивану посредине залы и положил обе ноги на барабан.

Флориссак и Демальи вскочили с ногами на диван нос к носу.

– Милостивые государыни и государи! – начал Демальи – фантазеры и реалисты! И вы прелестные женщины! Мы имеем честь представить для вашей забавы большое представление знаменитого: «Катехизиса литератора», пьеса в двух лицах! Новый экспромт, написанный без свечей! Автором с европейской известностью! Мною, милостивые государи!.. И этого дурака Виф-Аржана. Кланяйтесь, Виф-Аржан! Музыка вперед!

Бурниш сыграл три такта знаменитого романса: цзин! бум! бум! мелодию, которую он повторял в продолжение всей шутки.

– Виф-Аржан, – сказал Демальи Флориссаку, – подымайте занавесь!

Флориссак высморкался.

– Занавесь поднята, Виф-Аржан?

– Буржуа! – отвечал Флориссак.

– Можете вы мне сказать, что такое литература?

– Буржуа, это предмет роскоши.

– Виф-Аржан!

– Буржуа!

– Можете вы мне сказать мнение ваших родителей о литературе?

– Мнение моих родителей о литературе? Это был сильный пинок ногою… в моем призвании.

– Виф-Аржан?

– Буржуа!

– Можете вы мне сказать что-нибудь об Академии?

– Буржуа, это первая инстанция бессмертия.

– А потомство, Виф-Аржан?

– Буржуа, это нечто вроде кассационного суда.

– Виф-Аржан, что такое литератор?

– Буржуа, это человек танцующий на двадцати четырех буквах алфавита и бросающий в будущее мысли, которые падают на его шею в виде толстых су.

– Виф-Аржан?

– Буржуа!

– Сделайте мне удовольствие, скажите почтенному обществу, почему узнают литератора?

– По его переезду на квартиру.

– А великого литератора, Виф-Аржан?

– По его похоронам, буржуа.

– Виф-Аржан?

– Буржуа!

– Например, можете вы сказать, что такое книга?

– Книга, буржуа? Это нечто вроде человека: она имеет душу, и ее едят черви.

– Скажите этим господам, что такое реклама?

– Это – рукопожатие литераторов.

– Виф-Аржан, можете ли вы объяснить этим уважаемым господам, что такое издатель?

– Это – ломбард рукописей.

– Милейший Виф-Аржан, скажите вы нам теперь, что такое поэт?

– Да, буржуа. Это господин, который подставляет к звезде лестницу и лезет по ней, играя на скрипке.

– А что такое критика, Виф-Аржан?

– Порошок для подчистки общественного мнения.

– Внимание, Виф-Аржан! Что такое водевилист?

– Буржуа, это человек, который сотрудничает.

– Виф-Аржан, что такое роман?

– Это волшебные рассказы для взрослых, буржуа.

– А газета?

– Три су истории в свертке бумаги.

– А журналист?

– Поденный писатель, буржуа.

– Ха, ха! Что же такое публика, Виф-Аржан?

– Буржуа, это тот, это платит.

– Виф-Аржан?

– Буржуа!

– Если мы попросим по чашке чаю?

– Да, буржуа.

Начали аплодировать. Госпожа де-Мардоне нашла шутку прелестной и очень благодарила Демальи, который был осажден дамами с чашками чаю.

Белокурый молодой человек воспользовался случаем, чтобы улизнуть, шепнув Кутюра:

– Вы извинитесь за меня перед госпожой де-Мардоне… Я ухожу: я хочу это сейчас же послать в одну бельгийскую газету.

В час Демальи и его друзья толпой вышли от госпожи де-Мардоне. Кутюра по дороге будил извозчиков, заснувших на своих козлах, крича им с интонациями актера Феликса.

– Извозчик! Эй! Вон! Туда!.. Мы дети семьи… способные проесть наше родовое!

– Что ж, спать поедем? – спросил Нашет.

– Пойдемте на бал в оперу; вот и предлог поужинать.

Демальи, Кутюра и Нашет вошли втроем в фойе. Нашет очень скоро исчез с замаскированной женщиной.

– Как скучно! – проговорил Кутюра, – я знаю всех этих дам как… свой карман!..

– Чего тебе надо, кошечка? – сказал он домино, подошедшему к нему, – интриговать меня? Ну что же, поинтригуй меня, маленькая Луиза… Видишь ли, Демальи, ничего не может быть глупее, как узнавать всех на балу оперы… Я предпочел бы лучше не знать никого. Нет, уверяю тебя, это надоедает называть всякую маску её уменьшительным именем: прийти сюда, чтобы наизусть повторить календарь, согласись… какое это положение!.. здравствуй, здравствуй!..

И Кутюра кивал направо и налево.

– Стой! Женщина, которой я не знаю!.. Ты увидишь мое счастье! Пари держу, я не знаю этой женщины!.. – И Кутюра пробрался в середину давки, чтобы дойти до белокурой женщины, около которой сидел молодой человек.

Кутюра заглянул ей под маску, наклонился, и прошептал на ухо.

– Эрманс!

Домино вздрогнуло.

– Я так и знал!.. Скажи пожалуйста, ты воспитываешь их теперь очень тщательно? Что такое этот маленький господин?

– Миллионы, мой милый.

– Откуда?

– От старой тетки.

– Чем он занимается?

– Любит меня.

– Значит, ему нельзя представить приятелей?

– Невозможно… Он ревнив как старик… И даже ты будешь очень мил, если уйдешь отсюда, потому, если б он узнал… Он считает меня за порядочную женщину, мой милый.

– Извини, прекрасная маска!

И Кутюра поклонился с видом уважения и как бы обманутый в надеждах.

– А, что я тебе говорил? – сказал он Демальи, – представь, эта женщина… Словом сказать, мы очутились с тремя су… пятого января… Мы пошли слушать проповедь в церковь, где были рогожи!..