Генри Джеймс - Бостонцы

Эта милая девочка умела получать удовольствие от очень простых вещей: от новой шляпки с объёмными перьями и даже от двадцати центов на дорожные расходы, которые казались ей очень солидной суммой.

– Я была уверена, что вы придёте – сегодня что-то говорило мне об этом весь день! –такими словами мисс Олив Ченселлор приветствовала свою юную посетительницу, поспешно отойдя от окна, у которого она словно дожидалась её прихода. Несколько недель спустя она расписала Верене, насколько четким было это предчувствие, как оно наполняло её весь день нервным и почти болезненным ожиданием. Она объяснила, что такие предчувствия являются особенностью её душевной организации. Она не знает, как с ними бороться, и потому ей остаётся только мириться с их существованием. И она упомянула, в качестве ещё одного примера, внезапный страх, посетивший её позапрошлым вечером в карете, после того как она пригласила мистера Рэнсома отправиться с ней к мисс Бёрдси. Это было чувство странное, почти инстинктивное, и, разумеется, оно должно было озадачить мистера Рэнсома. Ведь это она сама пригласила его, а чуть позже вдруг пошла на попятную. Она ничего не могла с собой поделать: её сердце трепетало от уверенности, что если он перешагнёт порог этого дома, это плохо кончится для неё. Она не смогла предотвратить его приход, но сейчас это было неважно.

Она заявила, что сейчас её интересует лишь Верена, и этот интерес сделал её безразличной к возможным опасностям или радостям. К этому времени Верена поняла, насколько её подруга неординарна, насколько она нервозна и серьёзна, насколько доверчива, насколько исключительна, какова сила её желаний и целеустремленность. Олив вознесла её, в буквальном смысле этого слова, как птица небесная, и, расправив пару огромных крыльев, несла сквозь головокружительную пустоту пространства. Верене это даже нравилось. Нравилось взмывать ввысь без усилий и смотреть на всё сущее, на саму историю с этой высоты. С этого первого разговора она поняла, что находится в её власти и подчинилась, слегка прикрыв глаза, как будто это доставляло ей удовольствие.

– Я хочу узнать вас поближе, – сказала Олив. – Я почувствовала, что должна это сделать, ещё прошлой ночью, когда услышала вашу речь. Мне кажется, вы очень необычны. Я не знаю, что делать с вами. Думаю, мы должны стать друзьями, поэтому и попросила вас прямо и без лишних предисловий зайти ко мне, и верила, что вы придёте. Это так правильно, то, что вы пришли, и это доказывает, насколько я была права.

Эти слова слетали с губ мисс Ченселлор одно за другим, пока она, затаив дыхание, и с дрожью в голосе, которая присутствовала всегда, даже если она волновалась совсем немного, усаживала Верену рядом с собой на софу и оглядывала с ног до головы взглядом, который заставил девушку порадоваться, что она надела жакет с позолоченными пуговицами. Это был взгляд, с которого всё началось. Этим быстрым осмотром, не упустившим ни одной детали, Олив завоевала её.

– Вы удивительны. Вы даже не представляете, насколько вы удивительны! – продолжала она, как будто от восхищения потеряла власть над собой и всякую осторожность.

Верена села, без тени смущения, улыбаясь и глядя на хозяйку дома своим чистым и ясным взглядом, которому невозможно было противиться.

– О, вы же знаете, дело не во мне. Это что-то свыше! – она сказала это легко, как будто эта фраза была ей привычна, и Олив задумалась, насколько искренна она при этом.

Эта мысль вовсе не была критической, так как её вполне удовлетворило бы объяснение, что девушка просто привыкла говорить штампами, и это едва ли делало её менее привлекательной. Она понравилась ей настолько, насколько это было возможно – она была такой странной, так отличалась от девушек, с которыми ей приходилось общаться ранее, что казалась обитательницей цыганского табора или жительницей трансцендентальной Богемии. С её яркой, вызывающей одеждой и броской внешностью она могла бы быть канатной плясуньей или гадалкой. И огромным преимуществом, по мнению Олив, было то, что всё это делало её ближе к «народу», к социальному сумраку этой таинственной демократии, с которой, как думала мисс Ченселлор, богатым классам в скором будущем придётся считаться. Более того, эта девушка волновала её, как никто другой, и причиной тому было безграничное восхищение, которое она перед ней испытывала. Всё, что она говорила своей посетительнице, казалось ей естественным. Она никак не могла заставить себя умолкнуть, так как чувствовала, что наконец-то нашла то, что так долго искала – друга одного с ней пола, и, возможно, родственную душу. Разумеется, для дружбы нужно согласие двух сторон, но вряд ли эта милая девушка откажется. Олив обнаружила, что внезапно стала человеком неограниченной душевной щедрости. Верена была тем, что ей нужно, и больше ничто не имело значения. Мисс Таррант могла обвешаться позолоченными пуговицами с головы до пят, но её душа не стала бы от этого вульгарной.

– Мама сказала, что мне следует зайти к вам, – сказала Верена, оглядывая комнату. Она была рада оказаться в таком милом месте с большим количеством предметов, которые так и хотелось рассмотреть получше.

– Ваша мать поняла, что я имела в виду именно то, что сказала. Не каждый может понять это. Она видела, что меня трясло с головы до ног. Я и смогла только сказать три слова – и ничего больше! Какая сила – какая сила, мисс Таррант!

– Да, я думаю, это какая-то сила, иначе я бы не могла сделать ничего подобного!

– Вы так простодушны – как дитя, – сказала Олив Ченселлор. Это было действительно так, и она хотела как можно скорее сказать это, поскольку это сближало их. Она думала подойти к этому постепенно, но её нетерпение было таково, что не успела эта девочка провести с ней в одной комнате и пяти минут, как она спросила её, перебивая саму себя, прерывая ход беседы:

– Вы будете моим другом, моим лучшим другом, ближе всех, ближе всего на свете и навсегда-навсегда?— её лицо выражало полную готовность и нежность.

Верена весело и искренне рассмеялась без тени смущения или замешательства:

– Похоже, я понравилась вам слишком сильно!

– Разумеется, слишком сильно! Если мне что-то нравится, то только слишком. Но нравлюсь ли я вам – вот в чём вопрос, – добавила Олив Ченселлор. – Мы должны подождать, да, подождать. Когда мне что-то нужно, я могу быть очень терпеливой.

Она протянула руку Верене, одновременно призывно и уверенно, и девушка инстинктивно взяла её. Так, рука в руке, сидящие рядом молодые женщины некоторое время смотрели друг на друга.

– Я о многом хочу спросить вас, – сказала Олив.

– Что ж, я могу многое рассказать, кроме того, как отец работал со мной, – ответила Верена с непосредственностью, рядом с которой само смирение показалось бы притворством.