Орхан Памук - Дом тишины

– Почему папа с мамой так рано умерли? Скажи, Реджеп, почему?

Помогая ему раздеться, чтобы он лег, я начал было: «Аллах…», как вдруг он оттолкнул меня.

– Какой там Аллах! Глупый карлик! Разденусь сам, не беспокойся. – Но вместо этого он полез зачем-то в чемодан. Потом встал на пороге комнаты, как-то странно сказал: – Я в уборную, – и ушел.

Госпожа опять позвала меня:

– Помоги мне спуститься, Реджеп. Я хочу сама посмотреть, что они там делают внизу.

– Ничего не делают, Госпожа, – сказал я. – Нильгюн-ханым читает, Фарук-бей ушел.

– Куда можно уйти в такое время? Что ты рассказал им? Не ври.

– Я не вру, – сказал я. – Пойдемте, я вас уложу. – Я вошел в ее комнату.

– В этом доме что-то происходит… Не ходи ко мне в комнату, хватит здесь рыться! – сказала она, входя следом за мной.

– Госпожа, ложитесь в кровать, а то потом устанете, – уговаривал я, как вдруг услышал, что Метин меня зовет, – я испугался и сразу пошел к нему.

Метин, качаясь, подошел ко мне и сказал:

– Смотри! Смотри, что получилось, Реджеп! – Он любовно смотрел на кровь, струившуюся из запястья. Оно было разрезано, но не глубоко, просто царапина. А потом он вспомнил про страх и почувствовал раскаяние; видимо, подумал обо мне, о чем-то повседневном.

– Аптека сейчас открыта? – спросил он.

– Открыта, – ответил я. – Сначала возьмите вату, Метин-бей!

Я быстро спустился вниз. Стал искать вату в шкафу.

– Что случилось? – спросила Нильгюн, не отрываясь от книги.

– Ничего! – ответил Метин. – Я порезал руку.

Я дал ему вату, и, когда он прикладывал ее к ране, Нильгюн подошла посмотреть.

– А, не руку, только запястье, – сказала она. – Ничего страшного. Как ты так?

– Ничего страшного? – удивился Метин.

– Что в этом шкафу, Реджеп? – спросила Нильгюн.

– Подумать только, ничего страшного! – обиженно сказал Метин. – Я еду в аптеку.

– Там всякая ерунда, барышня, – ответил я.

– Разве не осталось никаких старых вещей от папы или дедушки? – спросила Нильгюн. – Что они писали?

Я задумался, а потом быстро сказал:

– О том, что нет Аллаха!

Нильгюн улыбнулась, и ее лицо стало очень красивым.

– Откуда ты знаешь? – спросила она. – Они тебе рассказывали?

Я ничего не ответил. Закрыл шкаф. Услышав, что Госпожа опять зовет меня, поднялся к ней, снова уложил ее в постель и уверил, что внизу ничего не случилось. Она попросила меня налить чистую воду в графин. Я отнес ей воду и спустился вниз, Нильгюн опять читала. Тут я услышал легкий шум на кухне. В саду, за дверью, стоял Фарук-бей, у него почему-то не получалось открыть. Я открыл ему.

– Дверь же не запрета, – сказал я.

– У вас весь свет горит, – сказал он, резко выдохнув мне в лицо алкогольные пары. – Что случилось?

– Ждем вас, Фарук-бей, – ответил я.

– А, меня! – сказал он. – Надо было вам на такси ехать. А я смотрел танец живота.

– Если вы о Нильгюн-ханым, то с ней все в порядке, – сказал я.

– В порядке? Не знаю, – сказал он, слегка удивившись. – Она хорошо себя чувствует?

– Хорошо. Входите, пожалуйста, в дом.

Он вошел. Потом обернулся, посмотрел в темноту, на бледный фонарь за калиткой, куда-то туда, словно хотел сходить в последний раз и вернуться. Потом он открыл холодильник и взял бутылку. Внезапно он сделал два шага назад, будто потерял равновесие от тяжести бутылки в руках, и грузно упал на мой стул. Он тяжело дышал, как люди, испытывающие проблемы с дыханием.

– Пожалели бы вы себя, Фарук-бей, – сказал я. – Никто столько не пьет.

Он долго молчал, а потом ответил: «Знаю». И больше ничего не сказал. Сидел в обнимку со своей бутылкой, как маленькая девочка с любимой куклой.

– Налить вам суп? – спросил я. – У меня есть бульон.

– Налей, – согласился он, еще немного посидел, а потом ушел нетвердой походкой.

Когда я принес ему суп, вернулся и Метин. Ему приклеили на запястье тонкий пластырь.

– Аптекарша спрашивала про тебя, сестра! – сказал он. – Удивилась, узнав, что вы не поехали в больницу.

– Да, – ответил Фарук. – Но мы никуда не опаздываем. Еще успеем.

– Что ты такое говоришь! – сказала Нильгюн. – Ничего со мной не будет.

– А я видел танец живота, – сказал Фарук. – Вместе с придурками-туристами в фесках.

– Ну и как? – весело спросила Нильгюн.

– Интересно, где моя тетрадь? – поинтересовался Фарук. – Я бы, по крайней мере, почитал тебе что-нибудь из тетради по истории.

– Остолопы… Все из-за вас, – бормотал Метин.

– Метин, ты хочешь вернуться в Стамбул? – спросил Фарук. – В Стамбуле все то же самое!

– Да еще вы оба пьяные. Машину-то некому вести, – заметила Нильгюн.

Метин вскочил:

– Я поведу!

– Нет, сегодня вечером мы будем сидеть здесь, мирно и спокойно, как полагается братьям и сестре, – сказала Нильгюн.

– Все – рассказы! – произнес вдруг Фарук-бей. Немного помолчал, а потом добавил: – Рассказы, существующие без всякой причины…

– Нет! Я всегда буду говорить – у всего есть причина.

– Бог с тобой! Тебе еще не надоело?

– Замолчите, всё, хватит! – прикрикнул Метин.

– Интересно, какими бы мы были, если бы родились на Западе? – задумчиво спросил Фарук. – Вот если бы мы родились во французской семье? Интересно, Метин был бы счастлив?

– Нет, – сказала Нильгюн. – Он хочет в Америку.

– В самом деле, Метин?

– Ш‑ш‑ш, хватит, замолчите! – рявкнул Метин. – Я хочу спать.

– Метин-бей, не ложитесь здесь, – сказал я. – Вы простудитесь.

– А ты не лезь.

– Вам, может, тоже принести супа?

– Ах, Реджеп! – вздохнул Фарук-бей. – Реджеп, Реджеп!

– Принеси! – попросил Метин.

Я спустился на кухню, налил суп и ему. Когда я принес его, Фарук-бей уже лежал на втором диване. Глядя в потолок, он разговаривал с Нильгюн. Они смеялись. А Метин рассматривал какую-то пластинку.

– Вот здорово! – воскликнула Нильгюн. – Как одноклассники в школьной спальне.

– Вы не хотите подняться наверх и лечь там? – спросил я, но тут услышал, что меня опять зовет Госпожа. Поднялся наверх. Понадобилось много времени, чтобы успокоить ее и уложить в постель. Она хотела спуститься вниз. Я дал ей персик. Прикрыв дверь и спустившись вниз, я увидел, что Фарук-бей уже задремал: он издавал необычный, глубокий храп, напоминавший храп стариков, много повидавших на своем веку.

– Сколько времени? – прошептала Нильгюн.

– Уже полчетвертого, – сказал я. – Вы тоже собираетесь спать здесь?

– Да.

Я поднялся наверх. Вошел по очереди в каждую комнату, взял покрывала и принес их вниз. Нильгюн поблагодарила меня. Фарука-бея я тоже укрыл.

– Меня не надо, – отказался Метин. Он задумчиво смотрел на обложку пластинки, которую держал в руках, словно в телевизор. Я подошел и увидел. Это была та самая пластинка, которая была утром у Нильгюн. – Погаси свет, – попросил он.