Андрей Битов - Нулевой том (сборник)

И он проколол банку и тут бы ее всю и высосал, да приостановился, словно смакуя, и поставил ее на стул у всех на виду, соблазнительно развернув ее этикеткой.

Но Мишка все-таки не сдавался. Он привстал, пошуршал в кармане. Подошел к стулу, что стоял рядом с Кирюхиной койкой. Аккуратно положил что-то. Кирюха не повернул головы.

– Мы сегодня сдали бутылки, это твоя доля – шесть рублей, тридцать семь копеек.

«У-у-у-у!»

Все поели и снова занялись будто своими делами.

Сашка-волейболист ушел играть в волейбол.

Мишка долго плевался на щетку и тер ботинки.

– Ты куда? – спросил Виталька.

– Да все к ней же, – самодовольно сказал Мишка. – Ты мне еще позавидуешь. Шутка ли, в столовой работает… Палтус буду кушать. Я уже ее про палтус спрашивал. Очень мне палтуса хочется попробовать.

Тут он что-то стал бродить по комнате, словно ему чего-то недоставало. А ходил он в начищенных ботинках и трусах. Еще на нем были подвязки, аккуратно подтягивавшие носки.

«А-а-а! – сообразил Кирюха. – Штанишки тебе свои парадные надеть надо… А они-то на мне!»

Краем глаза, не поворачивая головы, Кирюха с удовольствием смотрел на блестящие ботинки и голые волосатые ноги в подвязках. Ботинки потоптались у его кровати и отошли.

«А-а, боишься мелочным показаться…» – удовлетворенно подумал Кирюха.

– Ты, Виталик, не бойся, он тебя не посмеет тронуть, – достаточно громко и достаточно зло сказал Мишка.

«У-у-у! – загудело в Кирюхе. – Убью гада!» И вдруг отчетливо понял, что на нем Мишкины штаны. Его штаны!

Думал Кирюха:

«Сейчас скажу таким спокойным холодным голосом: “Ты собираешься уходить. Тебе нужны штаны? Вот они…” И сниму. Красиво!»

Думал Миша:

«Снимай штаны, – скажу я ему. – Нет, это не будет выглядеть…»

«Сейчас сниму штаны», – думал Кирюха.

И вдруг Мишка подошел к шкафу и вынул свои старые лыжные брюки…

Последний момент!

«Предложить ему брюки?»

«Спросить у него брюки?»

Кирюха не снял брюк. Мишка не спросил брюк.

Он надел лыжные и гордо хлопнул дверью.

За ним тихой и скорбной тенью вышел Виталька, унося под мышкой немецкую книгу.

– Тьфу, подонки! – выругался Кирюха. – Пусто-то как…

Наконец-то я остался один. С ума можно сойти от такого сборища. Ни на чем не дадут сосредоточиться… Значит, так. Все ясно. Вчера я побил Витальку. Почему? Как? Неясно. И не расскажут, черти!..

Ему было стыдно. Виталька считался слабеньким. За собой Кирилл такого не знал. И вообще он терпеть не мог драки. А тут вот такое… С чего бы? Что это на него нашло? Неясно. И что за глупость этот бойкот! Только эти полудурки и могут такое придумать. До чего же неприятно, когда все против тебя… А ну их!.. Без них еще лучше. Может, извиниться перед Виталькой? Да, он бы, пожалуй, и извинился… Точно. Что такого? Ничего такого. Если бы не бойкот… Тут уж никак нельзя. Извиниться – и они будут считать себя правыми. Надо не показывать виду. Словно это тебя нисколько не трогает. Словно и нет этого Мишки!.. Если бы не бойкот, точно, извинился бы… А может, и извиняться не надо? Ведь я же ничего не знаю. Может, Виталька во всем виноват? Может, он начал? Но это не вязалось. Такого не могло быть, чтоб Виталька… Значит, он, Кирилл. И это тоже непонятно. И узнать негде.

По комнате кружила муха. Кирилл с удовольствием отвлекся и стал следить за ней. Она села на спинку кровати и стала умываться. Умывшись, вылетела в окно.

Что же делать?.. До чего же скучно.

«И это выход, – подумал Кирилл, – давно я не был в кино…»

В кино шла картина с неопределенным названием. «Заграничный фильм» было написано под заглавием. «Значит, китайская…» – подумал Кирюха.

В кино не хотелось.

Касса еще не открывалась. У окошка толклась группа круглоголовых ребятишек. За ними какой-то лысый старик. За ним две девушки. Девушки молчали. Машинально Кирюха втянул живот. Одна из них обернулась. Посмотрела в глаза. Внимательно.

«Где-то я видел… – пронеслось в Кирюхе. – Удивительно невзрачная особа».

Что-то сказала и повернулась к подруге вторая…

Люся!

Кирюха с досадой заметил, что покраснел. Небрежно поздоровался. Но вышло как-то вяло. И так как Кирюха усиленно искал фразу, легкую и веселую, то он молчал. Люся тоже молчала. Потом фразы начали приходить одна за другой, но все они подходили к внезапной встрече, их надо было сказать сразу, как поздоровались. И Кирюха молчал. Его грызло. Он все-таки сказал:

– Что – в кино?

– Да, в кино.

Помолчали.

– А вы в кино? – улыбнулась Люся.

– Да. – Кирюхе захотелось постучать ее за это головой о колонну, у которой они стояли. – Блеск… – сказал он.

– Что?

– Разговор.

– Что – разговор?

– Разговор, говорю, блеск, – злым голосом процедил Кирюха.

Люся пожала плечами.

– Ничего особенного.

Подруга смотрела умными глазами. Словно она что-то понимала… Кирюхе показалось, что она усмехается, и он посмотрел на нее злыми.

Достояли молча.

Поторговались, погалдели дети…

Кирюха с облегчением схватил билет и выскочил на улицу.

До начала сеанса было полчаса. Прошелся. Его крутило от собственной беспомощности. Зашел на почту – писем не было. Захотелось вовсе не идти в кино.

«А что я, собственно, занемог? – вдруг удивился он. – Ничего не произошло. Все еще впереди. Надо ковать железо, пока горячо, – сразу подвернулась чужая и удобная фраза. – Сяду с ними рядом. Поговорим. Потом провожу ее домой…

Все будет в порядке…»

Кирюха хотел подойти к Люсе еще в фойе, но прозвенел звонок.

Дети стояли у дверей наготове. Одинокие взрослые стеклись туда же из разных углов. Жиденькая струйка потекла в зал.

Кирюха хотел подойти к Люсе в проходе, чтобы было естественно сесть рядом.

Люся с подругой независимо прошла мимо.

Кирюха отстал.

Девушка села, и Люся слишком непринужденно разговаривала.

«Вот сейчас пройду – подсяду», – думал Кирюха.

Все расселись, как им было удобней, и с готовностью смотрели на экран.

Кирюха сковался.

«Как это я вдруг подсяду?» – с тоской думал он, стоя в проходе, и словно выбирая место, и словно не зная, куда сесть. – Ни с того ни с сего… И все будут смотреть».

Звонкий Люсин смех по внезапному поводу раздался в зале. Люся была очень непринужденна.

«Раз я уже так долго стоял в нерешительности, – ныло в Кирюхе, – то теперь-то уж вовсе нельзя. Сразу будет видно, что не мог решиться…»

Погас свет.

Кирюха плюхнулся на ближайшее место.

«Вот кретин, вот размазня, вот тряпка…» – ругал он себя.

Картина шла без журнала.

«Надо же – упустить такой случай!..»

Картина оказалась мексиканской.

«Пересесть или не пересесть? Конечно, пересесть. Ну, как же я теперь так – бух! – и сяду… Раньше надо было думать. Может, пересесть…»