Мэри Антин - Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Торговля не приносила прибыли, когда цена товара была настолько раздута налогами, что люди не могли ничего купить. Единственный способ получить прибыль – это обмануть правительство и мухлевать с налогами. Но обманывать царя было опасно, повсюду были шпионы, защищавшие его интересы. Люди, продававшие сигареты без государственной печати, получали от своей торговли больше седых волос, чем денег. Постоянный риск, тревога, боязнь ночной полицейской облавы и разорительные штрафы в случае разоблачения сулили торговцу контрабандным товаром очень мало прибыли или комфорта. «Но что поделаешь?» говорили люди, пожимая плечами – этот жест выражает беспомощность Черты. «Что поделаешь? Надо жить».

Жить было нелегко, при такой перенаселённости жёсткая конкуренция была неизбежна. Магазинов было в десять раз больше, чем должно было быть, в десять раз больше портных, сапожников, парикмахеров, жестянщиков. Гой, если он потерпел неудачу в Полоцке, мог уехать в другое место, где уровень конкуренции был ниже. Еврей, обойди он хоть всю Черту, нашел бы те же самые условия, что и дома. За пределами Черты ему дозволялось посещать только некоторые разрешенные места после уплаты непомерно высокого сбора в дополнение к постоянному потоку взяток. И даже тогда ему приходилось жить, отдавшись на милость местному начальнику полиции.

Ремесленники имели право проживать вне Черты при выполнении определенных условий. Когда я была маленькой девочкой, мне казалось, что это легко, пока я не поняла, как это работает. Был один шляпник, который получил надлежащую квалификацию, сдав экзамены и заплатив за свои торговые документы, чтобы жить в определенном городе. Но начальнику полиции неожиданно взбрело в голову поставить под сомнение подлинность его бумаг. Шляпник был вынужден поехать в Санкт-Петербург, где он изначально получил квалификацию, для повторной сдачи экзаменов. Он потратил многолетние сбережения на мелкие взятки, пытаясь ускорить процесс, но увяз в бюрократической волоките на десять месяцев. Когда он наконец вернулся в свой родной город, то оказалось, что в его отсутствие был назначен новый начальник полиции, который обнаружил новый изъян в только что полученных документах и выслал его из города. Если бы он приехал в Полоцк, то увидел бы, что там одиннадцать шляпников делят между собой доход, которого едва хватило бы на жизнь одному.

Купцы были в том же положении, что и ремесленники. Они тоже могли купить право на проживание за пределами Черты, постоянное или временное, на условиях, которые не гарантировали им безопасность. Я гордилась тем, что мой дядя был купцом Первой гильдии, но это влетало ему в копеечку. Он должен был платить большой ежегодный сбор за звание и отчислять определенный процент от прибыли своего дела. Он имел право выезжать по делам за Черту дважды в год на срок не более шести месяцев. Если его находили вне Черты после истечения срока действия выданного ему разрешения, он должен был заплатить штраф, сумма которого могла превысить всё, что он заработал за свою поездку. Я представляла себе, как мой дядя путешествует по России, торопясь поскорее закончить свои дела в отведённый срок, в то время как полицейский идёт за ним по пятам, отсчитывая оставшиеся дни и часы. Это была глупая фантазия, но некоторые вещи, которые делались в России, действительно были очень странными.

В Полоцке случалось такое, от чего приходилось смеяться сквозь слёзы, как клоун. Во время эпидемии холеры городские власти неожиданно проявили рвение и открыли пункты по раздаче дезинфицирующих средств населению. К этому моменту четверть населения уже была мертва, и большинство умерших были похоронены, другие гнили в заброшенных домах. Оставшиеся в живых, некоторые из них были перепуганы до смерти, украдкой пробирались по пустынным улицам, шарахаясь друг друга, пока не пришли к назначенным пунктам, где они толкались и толпились, чтобы получить свои маленькие пузырьки с карболовой кислотой. Многие умерли от страха в те ужасные дни, но некоторые, должно быть, умерли от смеха. Ибо только гоям было позволено получить дезинфицирующее средство. Бедных евреев, у которых не было ничего, кроме вырытых для них могил, из пунктов раздачи прогнали.

Возможно, с нашей стороны было неправильно думать о своих соседях гоях, как о существах другого вида, но безумства, которые они творили, не прибавляли им человечности в наших глазах. Легче было дружить с животными в хлеву, чем с некоторыми из гоев. Корова, коза и кошка откликнулись на доброту и помнили, кто был к ним добр, а кто – нет. Гои различий не делали. Еврей есть еврей, его было положено ненавидеть, плевать на него и безжалостно использовать.

Помимо нескольких интеллигентных людей, единственными гоями, которые обычно не смотрели на нас с ненавистью и презрением, были глупые крестьяне из деревни, которых с трудом можно назвать людьми. Они жили в грязных избах вместе со своими свиньями, и единственное, что их заботило – как раздобыть еды. Это была не их вина. Земельные законы делали их настолько бедными, что им приходилось продавать себя, чтобы хоть как-то наполнить свои животы. Какая польза была нам от доброжелательности этих жалких рабов? За бочонок водки можно было купить целую деревню. Они трепетали перед самым подлым горожанином, и по сигналу длинноволосого священника затачивали свои топоры, чтобы использовать их против нас.

У гоев было своё оправдание их злодеяниям. Они утверждали, что наши торговцы и ростовщики наживались на них, а наши лавочники обсчитывали их. Люди, которые хотят защитить евреев, никогда не должны отрицать этого. Да, я подтверждаю, мы обманывали гоев всякий раз, когда осмеливались, потому что это было единственное, что нам оставалось. Помните, как царь вечно присылал нам указы – вы не должны делать этого и не должны делать того, пока не оставалось практически ничего, чем можно было бы заниматься честно, кроме как заплатить дань и умереть. Он собрал нас вместе и держал взаперти, тысячи людей там, где могли жить только сотни, и все средства к существованию облагались максимальным налогом. Когда на одной территории слишком много волков, они начинают охотиться друг на друга. Мы, голодающие пленники Черты, жили по законам голодной волчьей стаи. Но наша человечность проявлялась в том, что мы проводили различия между нашими жертвами. При любой возможности мы щадили свой род, направляя против наших расовых врагов коварные уловки, на которые нас толкала горькая нужда. Разве это не кодекс войны? В тылу врага мы не могли действовать иначе. Еврей вряд ли смог бы заниматься коммерцией, если бы не выработал двойную совесть, которая позволяла ему делать с гоем то, что считалось бы грехом по отношению к собрату еврею. Подобные духовные деформации сами себя объясняют. Взглянув на законы Черты, невольно задумываешься, как вообще русским евреям удалось сохранить человеческий облик.