Арчибальд Кронин - Дневник доктора Финлея

– Ты славный парень, Вальтер, – прошептала она.

Следующие несколько дней были ясными и солнечными. Время шло быстро, а Вальтер и Нэнси наслаждались обществом друг друга. Они вместе гуляли, вместе ездили на машине и совершили круиз вокруг Кайлс-оф-Бьют. Они даже танцевали, потому что накануне ее возвращения в Глазго, проходя мимо Коул-Холла, они увидели вывеску:

СЕГОДНЯ СОСТОИТСЯ ПРАЗДНИЧНЫЙ ВЕЧЕР.

ВСЕМ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ.

ПЕРЧАТКИ ЖЕЛАТЕЛЬНЫ.

БАЛЬНАЯ ОБУВЬ ОБЯЗАТЕЛЬНА

Нэнси мечтательно вздохнула, повиснув на его руке, и спросила:

– Ты танцуешь, Вальтер?

– Пожалуй, что да, – сказал он со странной, уклончивой осторожностью, к которой Нэнси теперь уже привыкла.

Он заметно изменился: слегка загорел, плечи распрямились, а взгляд, хотя все еще, увы, весьма отрешенный, стал ясным и дерзким.

Ее пароход отплывал в пять часов дня, и перед расставанием они в последний раз прогулялись мимо поля для гольфа за Скеох-Вуд.

Нэнси молчала. Вскоре она пожаловалась, что устала, и они сели. Они были окружены морем молодого папоротника, над которым стволы деревьев и пышная зелень кустов обрамляли полоску голубого неба.

Вдалеке они услышали стук колесного парохода, идущего на Кайлс-оф-Бьют, а затем наступила полная тишина.

– Ты ведь не забудешь меня, правда, Вальтер? – прошептала Нэнси, боясь нарушить это безмолвие.

– Не знаю, – загадочно ответил он. – У меня плохая память.

При этих словах она тихонько вздохнула и обняла его. А он рассеянно обнял ее.

Потом пришло время возвращаться к пароходу Нэнси. Она взяла Вальтера под руку и молча шла вплотную к нему.

Они уже дошли до набережной, ведущей к пирсу, как вдруг дорогу им заступила крупная тучная фигура.

– Привет, привет! – раздался удивленный голос. – Робертсон! Это ты, будь я проклят!

– Прошу прощения, – сухо сказал Вальтер, – вы ошиблись.

– Что?! – охнул толстяк. – Ты что, меня не узнаешь? Бейли Никол из Ливенфорда. Ни черта себе, Робертсон!

– Прошу прощения, – повторил Вальтер. – Моя фамилия Скотт. Будьте добры, дайте мне пройти.

– Да какого черта! – запротестовал Никол. – Черт побери, Робертсон, весь город только о тебе и говорит! Они перевернули все вверх дном в поисках тебя. Только о тебе и пишут…

– Эта молодая леди должна успеть на свой пароход, – заявил Вальтер и, оттолкнув ошеломленного Никола, повел Нэнси к причалу.

– Что это было, Вальтер? – удивленно спросила она.

– Откуда мне знать? – ответил он. – Я никогда в жизни его не видел.

На судне прозвонил колокол. Она крепко и поспешно его обняла.

– У тебя есть мой адрес, – сказала она. – Ты не забудешь меня, дорогой? Пожалуйста.

Когда он вернулся в «Утес Коул», ему показалось, что администраторша смотрит на него с каким-то странным вниманием, но он не придал этому значения.

После ужина он в одиночестве вышел прогуляться по набережной, и звезды смотрели на его маленькую фигурку, фланирующую с непонятно почему торжественным видом. Невозможно было сказать, о чем он думал, но в ту ночь он спал без сновидений.

На следующее утро он не спешил вставать. Около десяти часов он бодро спустился в холл и застал там администраторшу, явно его поджидавшую.

– Вас кое-кто хочет видеть, – решительно заявила она и отвела его в маленькую комнату.

Там он тупо уставился на Бейли Никола в компании двух женщин. Одна из женщин была высокой, грудастой и широкобедрой, с плоским лицом. В ее глазах блестели слезы, а руки дрожали. Рядом с ней стояла, очевидно, ее дочь.

– Итак, Робертсон, – осторожно сказал Никол, – это мы. Ты ведь рад нас видеть, старина?

– Что вы имеете в виду? – холодно спросил Вальтер. – Вы мне уже порядком надоели, сэр. И что здесь делают эти женщины?

При этих словах у женщины, что постарше, вырвался стон. Она подалась вперед и обвила руками шею Вальтера.

– О боже! О боже! – простонала она. – Разве ты не помнишь меня, дорогой? Разве ты меня не узнаешь?

Вальтер с каменным лицом высвободился из ее объятий:

– Отстаньте от меня, женщина! Как можно столь бесстыдно себя вести!

Жестом Никол остановил ее.

– Оставьте его пока, – шепнул он этой женщине. – Мы отвезем его домой. Он лишился памяти.

Объект их сочувствия и внимания, Вальтер был с большой предосторожностью и заботой препровожден в Ливенфорд.

Во время короткого путешествия он сохранял холодное и брезгливое достоинство, когда над ним рыдала то одна, то другая женщина. Но он не возражал против того, чтобы его перевозили, покорно пересаживаясь с парохода на поезд и с поезда в экипаж.

– Он словно заколдован, – всхлипывала женщина постарше, – мой бедный Роберт.

Когда они подъехали к дому на Барлоан-толл, там их уже поджидал молодой человек.

– О, доктор Финлей, доктор Финлей! – простонала женщина. – Только посмотрите на него! Все так, как вы сказали. О, что же мне делать? Что же мне делать?

Увидев на лице Коротышки Робисона новое, отстраненное выражение, Финлей всерьез огорчился. Он быстро подошел к нему и сказал:

– Пойдемте, дорогой. Просто сядем спокойно и немного поговорим. Разве вы меня не знаете? У вас был нервный срыв, и вы просто хотите прийти в себя без лишнего шума.

Похоже, эти слова не тронули Вальтера. С холодным неодобрением он огляделся вокруг.

– Что тут делают эти две женщины? – спросил он. – Скажите им, чтобы они убирались.

Финлей сделал знак миссис Робертсон и Маргарет покинуть комнату, и они неохотно вышли – их рыдания эхом разнеслись по коридору.

Какое-то время Финлей и Робертсон сидели молча. Финлею показалось, что выражение лица Робертсона стало меняться. Пребывание в собственном доме, хотя Робертсон и не узнавал родные стены, сглаживало выражение напряженной отстраненности. Наконец Финлей осторожно заговорил:

– А теперь послушайте меня. Вы должны понять, друг мой, что потеряли память. Это не страшно, но вы полностью потеряли память. Вам придется подождать, пока она вернется.

Наконец на лице пациента появилось выражение искреннего интереса.

– Это правда? – спросил он. – И сколько времени это займет?

– Ну… иногда она возвращается совершенно неожиданно, – сказал Финлей, стараясь, чтобы это прозвучало обнадеживающе, – и проблемы как не бывало…

Медленная улыбка обозначилась на лице Коротышки Робисона.

– Вот теперь все прошло, – сказал он. – Пусть они войдут! – Он нащупал в кармане жилета листок с адресом, и его улыбка стала еще шире. – Но клянусь богом, все это было просто великолепно!

И он тишком ткнул Финлея под ребра.

Однажды вечером в начале июня в приемную, где сидел Финлей, вошел человек, которого он никогда раньше не видел в Ливенфорде. Незнакомцу было, вероятно, от тридцати пяти до сорока лет, но не обязательно, поскольку на его худом, изможденном, желтушного цвета лице, обожженном тропическим солнцем, лежал отпечаток сомнительного опыта, который старит лики юности.