Абдурахман Абсалямов - Избранные произведения. Том 4

И всё же сегодня Гаухар в первый раз не ответила на короткий поклон Фаягуль. Сделала вид, что не заметила. Если кого и могла ввести в заблуждение эта наивная уловка, только не Фаягуль. Проходя мимо Гаухар, она чуть усмехнулась. Усмешка показалась Гаухар очень коварной. Но именно в этот момент ей сказали, что у неё в классе подрались ученики. Она побежала в класс. Распахнула дверь – и остановилась, поражённая. Ребята сбились в кучу, летят книги, тетради, портфели, на полу пролиты чернила.

– Что вы делаете?! – насколько хватило голоса, крикнула Гаухар.

Но разве в таком содоме услышат голос учителя! Наскакивая друг на друга, мальчишки кричали: победители – торжествующе, побеждённые – плаксиво. Невозможно было понять, что это – игра, в которой забыта мера, или настоящая драка.

Гаухар, не помня себя, кого-то оттолкнула, кого-то оттянула за уши, за волосы. Кое-как разняла драчунов. Поостыв, ребята рассаживались по местам. Бледная и гневная, как никогда в жизни, Гаухар подошла к своему столу.

– Кто начал драку? Из-за чего началась свалка? – допрашивала она. – Ну, почему молчите? Чья это чернильница разбита? – Она показала на осколки возле парт. – Нет хозяина? Чья чернильница, спрашиваю?

– Моя, – еле слышно ответила девочка по имени Зюбаржат.

– Надо отвечать стоя. Забыла школьные правила?

Девочка встала, так же тихо повторила:

– Моя. Мальчики уронили.

– Сейчас же вытри пол, выбрось осколки. Девочки, помогите ей. Остальным привести в порядок парты, тетради, книги, свою одежду.

Через какие-нибудь пять минут в классе был наведён порядок. Чернила на полу вытерли, но пятно осталось, придётся отмывать порошком. Гаухар пересчитала взглядом учеников. Все на месте. Осталось выяснить, кто, из-за чего начал потасовку. Девочка, у которой разбили чернильницу, всхлипывая, тёрла заплаканные глаза.

– Видите, к чему привела ваша свалка? Взгляните на лицо Зюбаржат – на кого она похожа!

Кто-то засмеялся было, но, встретив суровый взгляд учительницы, сконфуженно умолк. Всё же получилось так, будто единственной виновницей происшествия была Зюбаржат. А между тем она не принимала никакого участия в драке, даже не заметила, кто схватил с её парты чернильницу. Гаухар как-то не успела сообразить, что в данную минуту Зюбаржат выглядит как бы зачинщицей всего. Классу было объявлено, что завтра выяснится, кто зачинщик озорства и в чём причина.

– Виновные понесут наказание. А пока продолжим урок.

Какой уж там урок! Гаухар всё ещё не могла успокоиться, а ребята сосредоточиться. В классе чувствовалась какая-то тяжесть, словно не хватало воздуха. Наконец раздался звонок.

В учительской Гаухар вволю наплакалась. А когда обрела дар речи, рассказала директору о том, что произошло у неё в классе.

– Завтра я всё выясню, – коротко сказал Шариф Гильманович.

Гаухар сквозь слёзы взглянула на него.

– Я прошу вас, очень прошу… разрешите, я сама… мы сами разберёмся во всём. Должно быть, вся вина на мне… Почему это случилось именно в моём классе?! Я как следует поговорю с ребятами. Потом расскажу вам, ничего не скрою!

– Хорошо, Гаухар, я верю вам. Разберитесь и доложите мне. А возможно, и на педагогическом совете.

Вдруг резко открылась дверь. Быстро вошла, почти вбежала молодая женщина, бросила директору: «Здравствуйте!» Но, увидев расстроенную Гаухар, повернула обратно, успев сказать, что зайдёт позже. Это была Фаягуль Идрисджанова.

Здесь уместно будет сказать несколько слов об этой особе. Преподавательница немецкого языка Фаягуль Идрисджанова на год или два моложе Гаухар. Она красива, но красота у неё какая-то холодная, отчуждённая, будто неживая. Густые светлые волосы высоко и горделиво уложены в замысловатую причёску. Голубые глаза у Фаягуль почти всегда полуприкрыты длинными ресницами, трудно сказать что-либо о выражении этих глаз. Нельзя отрицать – фигура у неё стройная, походка уверенная, чеканная. Говорят, что Фаягуль уже побывала замужем, вскоре развелась. Замкнутое лицо её позволяет предполагать скрытный характер. Она и в самом деле необщительна, зато остра на язык, как правило, говорит о людях иронично. Ходит Фаягуль, высокомерно подняв голову, будто никого не замечая вокруг.

Гаухар каким-то внутренним чутьём поняла, что Фаягуль неспроста заходила в учительскую. И не случайно удалилась так быстро. Впрочем, ей было не до размышлений в эти минуты. Домой Гаухар вернулась невесёлая. Разделась, постояла, устремив хмурый взгляд куда-то в угол передней и словно не решаясь войти в свою квартиру. Опять ей представилась Фаягуль, потом шумный класс, расплывшееся на полу чернильное пятно… Она глубоко и прерывисто вздохнула.

Как-то год или два тому назад Гаухар сказали, что видели на улице её мужа с какой-то блондинкой. Она не придала этому никакого значения и тут же забыла о сообщении досужей соседки. Вскоре после того как Джагфар купил машину, его опять видели с блондинкой. На этот раз они будто бы ехали в машине. Теперь Гаухар не удержалась, спросила нерешительно мужа, что за блондинка была с ним. Джагфар громко рассмеялся: «Ты ревнуешь?» Через несколько дней он показал на улице пожилую, но молодящуюся белокурую женщину, работающую в том же институте, где преподавал Джагфар.

– Вот кого я по пути подвёз в магазин. Что, успокоилась? А то пойдём, спросим её.

Гаухар посмеялась над собой и опять всё предала забвению. Она ведь безоговорочно верила мужу. И вот сегодня её воображение никак не могло расстаться с Фаягуль Идрисджановой, стройной, высокой и так уверенной в собственной неотразимой красоте.

Вернулся с работы Джагфар. Пообедали спокойно, но молча, разговор почему-то не клеился.

– Ты опять чем-то расстроена, Гаухар? Опять что-нибудь неприятное случилось в классе? – Джагфар испытующе взглянул на жену.

Гаухар только что перемыла посуду и теперь сидела за кухонным столом, как-то неловко облокотясь.

– Да, Джагфар, очень неприятный случай. – Она попыталась как бы встряхнуться, но сейчас же опять поникла. – Тут одно к одному… Видишь ли, какое дело…

– Успокойся, всё пройдёт, – прервал её Джагфар. – А если и не сразу пройдёт, возьми себя в руки. Не навечно же ты привязана к школе.

Гаухар, словно испугавшись, вскинула голову, взглянула на мужа с глубоким упрёком.

– Ты ведь даже не знаешь, что произошло, Джагфар.

– А мне и не обязательно знать подробности. Смотри на всё проще. Если тяжело работать в школе, зачем терзать себя?

– Погоди, Джагфар. Что ты говоришь, разве это возможно?!

– Вполне возможно. И давно бы надо расстаться с этой школой. Если бы ты слушалась моих советов… Впрочем, ещё не поздно, я могу потолковать кое с кем.

– Джагфар, я тебя не понимаю! Ты говоришь что-то уму непостижимое. Или я сама… – Гаухар вдруг зарыдала. Все тяжёлые, но не совсем ясные мысли, каждый раз угнетавшие её после очередной, как бы мельком оброненной Джагфаром фразы, – дескать, пора бы ей покинуть школу, – теперь облеклись в реальную, мрачную для неё перспективу. – Я ведь догадываюсь, к чему ты клонишь, Джагфар. Это значит – сидеть дома, в тёмном углу. Уж сколько раз я слышу это! Нет, ты не разговаривай так со мной, Джагфар. Я не заслужила этого. Не хочу, слышишь, не хочу! Для чего же я училась? Хотела быть полезной… Да, у меня большая неприятность в школе. Но я должна сначала осознать, в чём тут моя вина. И если виновата, исправить. Работой, делом исправить. Бежать от того, что, возможно, сама натворила… это было бы низко, Джагфар!