Абдурахман Абсалямов - Избранные произведения. Том 1

– Пожалей немного и Абузара, ему с тобой легче, – сказала Фатихаттай. – Он, по всему видно, очень тяжело переживает несчастье, случившееся в больнице. Он всегда так. А на людях-то, милая Гульшагида, горе легче переносится.

Абузар Гиреевич словно дожидался этого разговора, пригласил Гульшагиду к себе в кабинет. Он вынул из ящика стола какой-то журнал. Но разговор начал не о журнале, а о гибели Анисы Чиберкеевой.

– Её можно было спасти… Вскрытие полностью подтвердило моё предположение – Аниса умерла от отравления. Надо же было случиться этому именно в больнице, где сёстры, сиделки, врачи!.. – Профессор вздрогнул всем телом. – Такого я ещё не переживал, сколько ни работал в больницах. Уму непостижимо!.. Я уже думал, что мы с Магирой-ханум близки были к тому, чтобы найти ключ к сердцу Анисы… И вдруг такая резкая перемена, полное недоверие к нам… – Профессор покачал седой головой. – Тут должна быть какая-то скрытая причина… Больше всего, Гульшагида, меня возмущает Салах. Под белым халатом – каменное сердце!.. Это ведь страшно для врача. Люди доверяют ему жизнь, счастье, семью, доверяют свою судьбу, а он… Каюсь, я не раз проявлял излишнюю мягкость к Салахетдину. А теперь вот жестоко расплачиваюсь за всё. Эти укоры совести, Гульшагида, для меня тяжелее тысячи других упрёков… – Профессор, обхватив голову руками, облокотился о стол и несколько раз сокрушённо вздохнул.

Гульшагида пыталась утешить его, но Абузар Гиреевич только качал головой.

– Нет, не утешайте, Гульшагида, это наказание мне на всю жизнь. И поделом.

Профессор как бы нечаянно взял в руки лежавший на столе номер медицинского журнала за прошлый год, долго смотрел на него, словно раздумывая, зачем он лежит здесь, потом вспомнил, поднял голову.

– Я и раньше читал вашу статью, а вчера пробежал ещё раз… Ваши наблюдения и выводы, Гульшагида, достойны внимания. В них есть интересные зародыши для более серьёзной разработки вопроса. Вам следует поступить в аспирантуру…

Материалом для этой небольшой статьи послужили наблюдения Гульшагиды в сельской больнице над болезнями сердечно-сосудистой системы. В своё время Гульшагида получила немало откликов врачей на эту статью. Но личная жизнь складывалась так трудно, что было не до статьи, не до писем. Да, она всё же смалодушничала тогда. Надо было копить и копить материалы. А профессор – подумать только! – не забыл! Мало того – ещё заметил «интересные зародыши». Этого Гульшагида никак не ожидала.

– Нет, я уж теперь не мечтаю об аспирантуре, Абузар Гиреевич, – сказала она смущённо.

– А сколько вам лет? – сухо и резко спросил он.

– Двадцать шесть, – уже совсем безнадёжно ответила Гульшагида.

– В этом возрасте вы хотите отказаться от научной деятельности?! И вам не стыдно?! – продолжал Тагиров. – Я вот почти в три раза старше, но – работаю и работаю. До ста доживу – не перестану. Если человек перестал работать, стремиться к достижениям, значит, он не живёт. Не смейте больше повторять мне ваши жалобы! Я верю – в тридцать пять лет вы приметесь за докторскую диссертацию. Так оно и будет!

– Это уже слишком, Абузар Гиреевич! Нет, я теперь вряд ли дотяну…

– Полноте! – перебил профессор. – К будущему году готовьтесь в аспирантуру. Вот так! Мы ещё особо поговорим об этом. В частности, я прошу вас внимательно наблюдать за Асиёй. Это очень пригодится вам в будущем. Рано или поздно мы должны победить заболевания сердечно-сосудистой системы.

Разговор этот встряхнул Гульшагиду. Ночью она почти не сомкнула глаз. За несколько минут вся её, казалось, привычно сложившаяся жизнь перевернулась. Неужели ещё не всё потеряно? Неужели это возможно? Так внезапно воспрянуть духом, так окрылиться!.. А если у неё всё же не хватит сил и она упадёт потом с этой высоты?..

Гульшагида лежала на диване в комнате Фатихаттай. И в зале, и в кабинете, и в спальне Абузара Гиреевича свет был погашен. Но вот старинные часы мягко пробили три часа. В одной из комнат зажглась настольная лампа, послышались шаги. Потом всё стихло. Но свет продолжал гореть.

– Это Абузар, – зашептала проснувшаяся Фатихаттай. – Когда ему не спится, он зажигает свет на столе Мансура и смотрит сквозь листья фикуса. «Мне, говорит, кажется, будто за столом сидит Мансур». Утешается этим, бедняга. Он очень скучает по Мансуру…

Гульшагида отвернулась к стене и, закусив угол подушки, неслышно заплакала.

Глядя на зелёный абажур на письменном столе, между саблевидными листьями пальмы и широкими лопухами фикуса, вспоминая детские годы Мансура, Абузар Гиреевич незаметно забылся. Сон его был неспокоен. Вообще за последние годы он редко спал глубоко и безмятежно. Или только дремал, или в полусне занимался всю ночь своими дневными делами. Если ему удавалось заснуть по-настоящему, он после этой счастливой ночи чувствовал себя очень хорошо: и голова не болит, и в теле лёгкость. Именно в такие ночи, как бы обновляющие его организм, иной раз он с такой ясностью увидит во сне решение того или иного научного вопроса, над которым столько времени безуспешно ломал голову, или так чётко сложится мысль, которая наяву никак не давалась, что остаётся только, проснувшись, быстро записать всё на бумаге, а потом – удивляться тончайшему устройству человеческого мозга.

Сегодня Абузар Гиреевич видел совсем простые, спокойные сны. Казалось, незачем было просыпаться и зажигать лампу… Будто они с Мансуром сидят на берегу Волги. Мансуру лет пять или шесть, – босоногий, загорелый, живой, как ртуть, озорной мальчишка в коротких штанишках.

Мансур был сыном родной сестры Мадины-ханум. Его родители внезапно умерли при кратковременной эпидемической вспышке в одном из окраинных районов Башкирии. Мадина-ханум привезла четырёхлетнего сиротку-племянника в Казань, и они с Абузаром Гиреевичем усыновили его. Профессор очень любил детей, а своих не было, и они с Мансуром быстро подружились.

– Дау-ати-и-и! [12] Дау-ати – большой отец (букв.). – звонко кричит загорелый мальчишка. – Давай поплывём на тот берег.

И они рядом переплывают реку. Вода тёплая, тихая.

А вот Абузар Гиреевич с двустволкой за плечами отправляется на охоту. Широкие излучины, кустарники на берегу Камы, мелкие озёрца, – картины одна другой красивей. Светает. Над камышами белёсый туман. Актырнак, любимая охотничья собака Абузара Гиреевича, исчезает в тумане и, сделав невидимый круг, возвращается обратно. Вот, как изваяние, застыл умный пёс, навострив уши и подняв переднюю лапу. Стая уток взмыла в воздух. Абузар Гиреевич вскидывает ружьё. Гремит выстрел, но – неудача, мимо. Из кустов с палкой в руке выбегает огорчённый Мансур.

– Ах, дау-ати! – говорит он. – Так близко были – и ты не попал! Я мог бы даже палкой сбить.