Конкордия Антарова - Две жизни. Часть 2

Пастор был высокого роста, седой, но со свежим и молодым лицом. Необыкновенная доброта сквозила на его умном лице и в синих глубоких глазах. Он сел напротив молодых людей и, соединив их руки, сказал:

– Я уверен, что через двадцать лет, стоя во главе большой семьи, вы будете примером своим соседям и будете все так же влюблены друг в друга.

На лице Наль появилось такое явное замешательство, что добрый старик, устремив на нее пристальный взор, тихо спросил:

– Вы любите своего жениха?

– О да, очень, и давно, – не колеблясь, ответила Наль.

– Давно, значит, с детства. Вам не может быть более шестнадцати лет, хотя ваш туалет и делает вас солиднее. А вы, вы любите вашу невесту?

– О да, очень, и давно, – повторяя в точности ответ Наль, сказал, улыбаясь, Николай.

Быстрый как молния взгляд, брошенный на Николая, вспыхнувший на лице Наль румянец, сменившийся бледностью, заставили на мгновение задуматься пастора. На его добром лице выразилось огорчение. Он еще раз взглянул на прекрасное, дышавшее честью лицо Николая, и внезапно его собственное лицо просветлело.

– У вашей дочери, лорд, вероятно, нет матери? Не разрешите ли вы мне переговорить с нею несколько минут без свидетелей?

– Я буду вам очень благодарен. Если вы заметили в сердце Наль какое-то замешательство, вам будет легче венчать ее, если вы уверитесь в ее любви к будущему мужу, – ответил Флорентиец.

– Нет, у меня нет сомнений, лорд. Но женщина, вступая в брак по любви, должна быть спокойна и уверена и в себе, и в муже. Я думаю, тут есть маленький детский страх, который я сумею рассеять.

Флорентиец открыл дверь в соседнюю комнату и, пропустив туда Наль и пастора, закрыл за ними дверь. Как только они переступили порог комнаты, оба замерли от удивления и какого-то особого чувства мира и благоговения. Комната была вся белая, обтянутая белой материей, блестящей, как шелк, и похожей на замшу. Там был пол из белых и золотых плит, походная кровать, обтянутая такой же материей, как стены, и на ней две звериные шкуры. На белом столе высилась зеленая высокая ваза с букетом лилий.

– Как здесь дивно. Здесь все как сам отец, – прошептала Наль.

– Надо и вам быть всегда таким вот храмом для вашего мужа и детей. Ваш муж сейчас относится к вам как к святыне. А вы думаете, что он вас не любит. Идите, дитя, ваш жизненный путь – как эти лилии, на которые вы похожи чистотой и красотой. Здесь, в эту минуту, я венчаю вашу душу с душой вашего мужа. Берегите его. Ему много предстоит испытаний. Охраняйте его. Неся по жизни бремя красавицы-жены, не каждый смог бы пронести сердце без ревности и подозрений. Ваш муж не мог бы перенести ни мгновения вашей неверности. Будьте честны до конца, бдительны и добры. Остальное придет.

– Я поняла вас. Я буду думать о муже, а не о себе. Отец и он помогут мне создать семью. Я благодарна вам. Теперь я знаю, я спокойна.

Точно чувствуя, что пора открыть дверь, Флорентиец встретил на пороге Наль и пастора. Если лицо Наль Николай назвал преображенным, когда пришел за ней наверх, то теперь оно сияло так, что у экспансивного Сандры вырвался не то стон, не то крик. Наль бросилась на шею Флорентийцу, который поднял ее и прижал к себе. Опустив ее на землю, улыбаясь и указывая на Николая, он сказал:

– А его разве не обнимешь?

– Завтра, – по-детски прижимаясь к Флорентийцу, закрываясь шарфом, сказала Наль.

Лицо Николая вдруг стало смертельно бледно и напряженно. Он обрадовался родственнику Наль, которого Флорентиец тут же представил гостям.

– Наконец-то я пришел в себя. Море меня уложило, а этот холод заставляет кровь стынуть в жилах.

– Это легко поправимо, – любезно ответил хозяин и приказал развести в камине огонь, чем обрадовал Наль и Сандру, к удивлению северян, которым было жарко.

Пастор подошел к Флорентийцу и, условившись о часе венчания, дав точный адрес церкви, пожал руки влюбленным и вышел, провожаемый хозяином.

Как ни хотелось Наль поговорить с Николаем и рассказать о дивной комнате Флорентийца, она инстинктивно почувствовала, что обязана занять гостей до возвращения отца. Поблагодарив Сандру за его хлопоты, она выразила удивление, как у него, такого юного, может быть такой пожилой друг, как пастор.

– Все мои попытки найти себе друзей в университете не приводят ни к чему. Я не увлекаюсь ни боксом, ни другим спортом, вижу в них только необходимую тренировку тела. А мои товарищи видят в них одну из осей жизни. Попытки лорда Мильдрея ввести меня в семейные дома также оказались неудачными. Что же мне делать? Я ищу друзей среди людей науки.

– Но ведь вы не думаете, что с девушками можно говорить только о курицах и телятах. Я, правда, не знаю тоже, какие темы полагается выбирать в гостиных, – смеялась Наль, – но я представляю себе, что вы могли бы обогатить каждого своим разговором, побудив человека мыслить по-новому, если вы так потрясающе умны, как говорил нам лорд Мильдрей.

– Вот то-то и оно, графиня, что есть такое маленькое словечко «такт», которое помогает жить людям и с малым умом, – добродушно сказал лорд Мильдрей. – Оно же мешает выбраться из постоянных ошибок умнику.

Возвратившийся Флорентиец сердечно поблагодарил Сандру, сказав, что он у него в долгу. Условившись, что оба свидетеля заедут к двенадцати часам следующего дня к нему, Флорентиец просил их не беспокоиться об экипаже, который будет их ждать в его доме. Из церкви все проедут к нотариусу для ввода во владение новым имуществом мужа и жены, а затем к раннему обеду вновь сюда. Удивлению двоюродного дяди Наль не было границ.

– Я получил поручение Али, моего друга и брата, доставить вам, Флорентиец, Наль, которая должна стать женой капитана Т. Но чтобы вручить ее вам как дочь, об этом я не имел никаких указаний.

– Но зато я их имел, – перебил его Николай. – Так же, как имею и еще одно указание Али, чтобы вы присутствовали на нашем бракосочетании, а затем возвращались домой вместе со своим слугой.

– Слава Аллаху, значит, мне не надо сопровождать вас ни в Америку, ни куда-либо еще?

– Нет, – смеясь ответил Николай. – Вы даже можете ехать обратно домой через Париж, и вам придется только пересечь пролив на ненавистном вам пароходе.

Флорентиец предложил Наль и Николаю проехаться с ним по городу до обеда, а дрожащему от холода южанину дал книгу, которой он обрадовался больше, чем ребенок кукле. Укутав старика у камина в плед, трое друзей, переодевшись в соответствующую погоде одежду, поехали в экипаже по шумным улицам Лондона. Наль, никогда не видевшая такого большого города, да и в К. знавшая только его часть, через которую проезжала в загородный дом дяди Али, была так поражена, что только молча поворачивала из стороны в сторону свою прелестную головку.