Висенте Бласко-Ибаньес - Винный склад

И выдернувъ руку, она освободилась отъ его ласкъ, заставлявшихъ ее дрожать какимъ-то внутреннимъ щекотаньемъ; затѣмъ быстро захлопнула окно. Рафаэль еще долго стоялъ неподвижно и, наконецъ, удалился, когда пересталъ чувствовать на устахъ своихъ впечатлѣніе руки Маріи де-ла-Лусъ.

Прошло еще много времени, прежде чѣмъ обитатели Марчамало дали признаки жизни. Когда приказчикъ отворилъ дверь помѣщенія виноградныхъ давиленъ, дворовыя собаки, залаяли и запрыгали кругомъ него. Потомъ, мало-по-малу, съ выраженіемъ недовольства на лицахъ стали выходитъ на эспланаду виноградари, принужденные оставаться въ Марчамало для присутствовавія на готовящемся торжествѣ.

Небо было лазурное и на немъ не видно было самаго легкаго пятна облаковъ. На рубежѣ горизонта пурпуровая полоса возвѣщала о восходѣ солнца.

– Дай намъ Богъ добрый день, кабальеросы, – сказалъ приказчикъ, обращаясь въ поденщикамъ.

Ho они дѣлали отрицательные жеоты, или пожимали плечами, словно имъ безразлично будеть ли такая или иная погода, когда они не со своими семействами.

Рафаэль появился верхомъ, въѣзжая галопомъ на холмъ виноградника, точно онъ ѣхалъ съ мызы.

– Ты встаешь ранехонько, парень, – сказалъ ему крестный насмѣшливо. – Видно, дѣла въ Марчамало лишають тебя сна.

Надсмотрщикъ, бродя вблизи дверей дома, не встрѣтилъ однако Маріи де-ла-Лусъ.

Только позднимъ утромъ старикъ Ферминъ, наблюдавшій съ вершины холма за большой дорогой, увидѣлъ въ концѣ бѣлой полосы, отдѣлявшей поляну отъ дороги, большое облако пыли, а среди него черныя пятна экипажей.

– Они ѣдуть, парни! – крикнулъ онъ виноградарямъ. – Хозяинъ ѣдеть! Смотрите, встрѣтьте его хорошенько, какъ приличествуетъ порядочнымъ людямъ.

И поденщики, слѣдуя указаніямъ приказчика, встали въ два ряда по обѣимъ сторонамъ дороги.

Обширный каретный сарай Дюпона опустѣлъ вслѣдствіе готовящагося празднества. Лошади и мулы, какъ и верховые кони милліонера, были выведены изъ большихъ конюшенъ, находивишхся позади его бодеги, и запряжены въ своей сверкающей сбруѣ въ экипажи всѣхъ родовъ, которые Дюпонъ покупалъ въ Испаніи, или выписывалъ изъ Англіи, съ расточительностью богача, не имѣющаго возможности хвастнуть своимъ достаткомъ инымъ образомъ.

Донъ-Пабло вышелъ изъ большого ландо, подавая руку толстому священнику съ румянымъ лицомъ и въ шелковой рясѣ, сіявшей на солнцѣ. Какъ только онъ убѣдился, что его спутникъ вышелъ изъ экипажа безъ затрудненій, онъ поспѣшилъ помочь сдѣлатъ то же своей матери и женѣ, одѣтымъ съ ногъ до головы въ черномъ, съ мантильей, спущенной на глаза.

Виноградари, стоявшіе неподвижно въ двѣ шеренги, сняли шляпы, привѣтствуя хозяина. Дюпонъ, довольный этимъ, улыбнулся, и священникъ сдѣлалъ то же самое, окинувъ поденщиковъ взглядомъ покровительствующаго состраданія.

– Весьма похвально, – сказалъ онъ льстивымъ тономъ на ухо донъ-Пабло. – Повидимому, это люди хорошіе. Сейчасъ замѣтно, что они служать барину-христіанину, который наставляеть ихъ своимъ добрымъ примѣромъ.

И другіе экипажи стали подъѣзжать съ громкимъ звономъ бубенчиковъ и пылью, поднимаемой копытами лошадей. Эспланада наполнилась людьми. Свиту Дюпона составляли всѣ его родственники и служащіе въ конторѣ. Даже его двоюродный братъ Луисъ покинулъ, съ заспаннымъ лицомъ, на разсвѣтѣ, почтенное общество своихъ друзей, чтобы присутствовать при торжествѣ и сдѣлать этамъ пріятное дону-Пабло, въ покровительствѣ котораго онъ какъ разъ нуждался.

Увидавъ Марію де-ла-Лусъ, собственникъ Матансуэлы пошелъ ей навстрѣчу подъ аркады, смѣшавшись здѣсь съ поваромъ Дюпона и всей толпой только что прибывшихъ слугъ, которые были завалены съѣстными припасами и просили дочь приазчика провести ихъ на господскую кухню, чтобы занятъся тамъ изготовленіемъ званаго обѣда.

Ферминъ Монтенегро вышелъ съ дономъ-Рамономъ, начальникомъ конторы, изъ другого экипажа и они вдвоемъ удалились въ самый конецъ эспланады, какъ бы убѣгая отъ властнаго Дюпона. Этоть послѣдній давалъ приказанія слугамъ относительно празднества и приходилъ въ бѣшенство, замѣтивъ нѣкоторыя упущенія въ приготовленіяхъ къ нему.

Послышался первый ударъ съ колокольни часовни, призывавшій къ обѣднѣ. Никто не ждалъ внѣ предѣловъ виноградника, но донъ-Пабло приказалъ поденщику звонить три раза изо всей силы, какъ можно громче. Металлическій звукъ колокола радовалъ Дюпона, ему казалось, что голосъ Божій раздается надъ его владѣніями, покровительствуя имъ, какъ это и должно было быть, потому что хозяинъ этихъ владѣній столь прекрасный христіанинъ.

Между тѣмъ священникъ, пріѣхавшій съ дономъ-Пабло, казалось, тоже бѣжалъ отъ криковъ и бѣшеныхъ жестовъ хозяина, которыми онъ сопровождалъ свои приказанія и любезно присосѣдился къ сеньору Фермину, восхваляя красивое зрѣлище, представляемое виноградникомъ.

– Какъ величественно Провидѣніе Господне! И что за дивныя вещи онъ создаетъ! He правда ли, добрый другъ?

Приказчикъ зналъ священнослужителя. Онъ былъ новѣйшей страстью дона-Пабло, новѣйшимъ предметомъ его восхищенія. Это былъ отецъ іезуитъ, о которомъ много говорили, благодаря тому что въ духовныхъ бесѣдахъ, куда допускались лишь одни мужчины, онъ умѣло обсуждалъ такъ называемый соціальный вопросъ, столъ запутанный для невѣрующихъ. Достигнуть его разрѣшенія было не въ ихъ силахъ, но священникъ разрѣшалъ его въ мгновеніе ока, опираясь на христіанское милосердіе.

Дюпонъ отличался измѣнчивостью и непостоянствомъ въ своихъ увлеченіяхъ священнослужителями. To онъ боготворилъ отцовъ іезуитовъ, и обѣдня казалась ему не въ обѣдню и проповѣдь не въ проповѣдь, если онѣ происходили не въ церкви іезуитовъ. Но онъ быстро утомлялся рясой іезуитовъ, его обольщали разные монашествующіе ордена и онъ открывалъ свой кошелекъ и двери своего дома кармелитамъ, францисканцамъ или доминиканцамъ.

Всякій разъ, что пріѣзжалъ на виноградникъ Дюпонъ, онъ являлся съ духовнымъ лицомъ иного разряда, изъ чего приказчикъ и узнавалъ, кто въ ту пору были его любимцами. По временамъ здѣсь показывались монахи кармелиты, въ другіе раза доминиканцы или францисканцы. Онъ приводилъ иногда даже монаховъ съ длинными бородами, пріѣхавшихъ изъ далекихъ странъ и лицъ кой-какъ бормотавшихъ по-испанскт. А хозяинъ съ своими восторгами влюбленнаго, желая подчеркнутъ заслуги миссіонера, говорилъ приказчику въ порывѣ дружескаго довѣрія:

– Это герой, мученикъ. Онъ обратилъ въ христіанство много язычниковъ и даже, какъ я слышалъ, творить чудеса. Еслибъ не скромность его, я бы его попросилъ снять съ себя платье, чтобы ты изумился, глядя на шрамы, оставшіеся на тѣлѣ его отъ вынесенныхъ имъ истязаній.