Френсис Фицджеральд - Отбой на заре. Эхо века джаза (сборник)

Серия «Все новеллы Фрэнсиса Скотта Кея Фицджеральда»

© Руднев А. Б., перевод на русский язык, комментарии, 2015

© Трофимов Б. В., художественное оформление, 2016

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2015

© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2016

Четыре вызывающих порции виски «Канадиан клаб» в «Саскуэханна», Хакенсак.

Шампанское «Грейт Вестерн» в «Трент-хаус», в Трентоне; обратно в Принстон ехал совершенно пьяный.

Игристое бургундское у Бастаноби. Неразбавленный виски в Уайт Салфур Спрингс, Монтана – я залез на стол и спел ковбоям «Выходи со мной!»; «Колючки» в сиэтлском «Тэйт», под песню про Эда Малдуна, «этого умника».

В гардеробной яхт-клуба «Уайт-Бэр» хлебнул кальвадоса.

Впервые – бургундское красное с монсеньором X в «Лафайетт». Смородиновая настойка и виски с Томом в старой столовой «Нассау».

Бурбон, который контрабандой проносили дневальные в комнаты офицеров в «Силбах», Луисвилль.

Коктейли «Сейзерак», которые привезли из Нового Орлеана в Монтгомери, чтобы отпраздновать одно важное событие.

Красное вино у Моллата. Коктейли с абсентом в герметично закупоренном номере отеля «Роялтон». Маисовая водка под луной на пустынном аэродроме в Алабаме.

Оставили шампанское в баре «Савоя» на праздник Четвертого июля, когда поняли, что нам никак не отвязаться от двух леди родом с Пикадилли. Желтый «шартрез» на Виа Бальбини в Риме.

Коктейли из ликера «крем-какао» у Калли в Сент-Поле. Моя первая и последняя попытка изготовить джин самостоятельно.

Океаны канадского эля на пару с Рингом Ларднером в Грейт-Нек, на Лонг-Айленде.

Коктейли с шампанским на «Минневаске», извинения пожилой леди, которая не могла из-за нас уснуть. «Грейвс» Крессмана на вилле «Мари» в Валескюр, с вытекающими отсюда спорами о британской политике с нанятой бонной. Белый портвейн в часы печали. Муссо, купленное в сумерках в саду у какого-то француза. Клубничный вермут из Шанбери с Селдсами в честь их медового месяца. Местный продукт, заказанный по мудрому совету дружелюбного священника из Орвието, когда мы спросили французского вина.

Сухое белое вино, которое «не выдерживает перевозки», изготовленное к югу от Сорренто – я так и не понял где именно. Сюжет сгущается: трубят рога, стучат копыта! Изумительное вино из Арбуа в «Королеве Гусиные Лапы». Коктейли с шампанским в душном баре парижского «Ритца». Плохие вина в «Николя». Кирш от дождя с Э. Хемингуэем в бургундском трактире.

Совершенно неинтересное «Сен-Эстев» в безлюдной дыре под названием Салье-де-Берн. Шерри на пляже в Гаруп. Коктейль Джеральда М. с гранатовым сиропом – единственный изъян в совершенстве самого совершенного дома на земле. Пиво и венские сосиски в компании Грейс, Чарли, Руфи и Бена на Антибе, еще до нашествия.

Восхитительное калифорнийское «почти бургундское» вино в одном из коттеджей лос-анджелесского «Эмбассадора». Пиво, которое я сварил в Делавере, с темным осадком, от которого никак не удавалось избавиться. Прецеденты невнятного, резкого и некачественного виски в Делавере.

«Пуйи» с буйабесом в «Прюнье» в часы уныния.

Ощущение такое, что перепробовано уже все на свете спиртное и испытано все, что оно только может человеку дать; и все же… « Гарсон, “Шабли-Мутон” 1902 года; а для начала принесите-ка небольшой графинчик розового вина. Пока все… Благодарю!»

Стоял жаркий майский день, и миссис Бакнер решила: если принести ребятам кувшин фруктового лимонада, они не побегут объедаться мороженым в кафе. Она верила, что ее взаимоотношения с детьми были точно такими же, как и ее взаимоотношения с родителями. Для ее, уже ушедшего, поколения великая революция в американском семейном укладе была еще впереди: дело было двадцать лет назад.

Бывают поколения, близкие тем, что пришли им на смену, а между иными поколениями лежит бесконечный и непреодолимый разрыв. Миссис Бакнер – дама с характером, принадлежавшая к высшему обществу одного крупного города на Среднем Западе, – неся кувшин фруктового лимонада через собственный просторный двор, на самом деле преодолевала промежуток времени лет в сто. Образ ее мыслей был бы вполне понятен ее прабабке, а вот то, что сейчас происходило на втором этаже конюшни, было бы совершенно непонятно им обеим. В комнате, когда-то служившей спальней для кучера, сын миссис Бакнер и его приятель вели себя совсем не так, как полагается детям, а, если можно так сказать, экспериментировали в вакууме. Они производили первые пробные комбинации из идей и материалов, нашедшихся под рукой, – идей, самой судьбой предназначенных сначала появиться на свет, затем – ошеломить, а после стать «общим местом». В тот момент, когда миссис Бакнер позвала ребят, они, фигурально выражаясь, высиживали в умиротворяющей тишине тех еще не вылупившихся птенцов, появиться которым надлежало лишь к середине двадцатого столетия.

Рипли Бакнер спустился по лестнице и взял лимонад. Бэзил Дьюк Ли рассеянно на это посмотрел и произнес:

– Большое спасибо, миссис Бакнер!

– Вам там не слишком жарко?

– Нет, миссис Бакнер. Все в порядке.

Там было душно; но они едва замечали жару, и каждый выпил по два больших стакана лимонада, даже не заметив, что до этого им очень хотелось пить. Из выпиленного в полу люка они достали толстую, в красной обложке из искусственной кожи, тетрадь, которая с недавних пор почти полностью занимала все их свободное время. На первой странице (если вы, конечно, знали секрет чернил из лимонного сока) можно было прочесть: «Скандальная хроника. Составлена “Охотниками за скандалами” Рипли Бакнероммладшим и Бэзилом Д. Ли».

В эту тетрадь заносились все достигавшие ушей мальчишек отступления от незыблемых моральных устоев, совершенные их согражданами. Кое-какие ошибки совершили те, чьи головы уже покрыла седина, – эти истории гуляли по городу давно и оказались забальзамированы в тетради лишь благодаря неосторожной эксгумации за обеденным столом в кругу семьи. Были там и совершенные мальчишками и девчонками их возраста более волнующие грехи, о которых было известно наверняка, и те, о которых лишь поговаривали. Некоторые записи взрослые прочитали бы со смущением, иные записи могли бы вызвать у них гнев, и было там три-четыре свежие записи, чтение которых повергло бы в ужас и отчаяние родителей фигурировавших в них детей.