Алистер Маклин - Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон

Меллори сухо заметил:

– Мне всегда казалось, что лучшего носильщика, чем Андреа, не найти.

Дженсен обернулся к Рейнольдсу:

– У них возникли сомнения. Продемонстрируйте свои способности.

Рейнольдс помедлил, потом наклонился и взял в руки массивную бронзовую кочергу, стоящую у камина. Согнуть её было совсем не просто. Лицо его побагровело, на шее вздулись желваки, руки подрагивали от напряжения. И все же медленно, но неумолимо кочерга сгибалась, превращаясь в гигантскую подкову. С виноватой улыбкой Рейнольдс передал кочергу Андреа. Тот нехотя принял её. Согнул плечи, напрягся так, что костяшки пальцев, сжимающих кочергу, на глазах побелели. Однако металл не поддавался. Кочерга упрямо не желала принимать первоначальную форму. Андреа смерил Рейнольдса оценивающим взглядом и медленно положил кочергу на прежнее место.

– Это я и имел в виду, – произнес Дженсен. – Усталость. А вот сержант Гроувс. Прибыл к нам из Лондона через Ближний Восток. В прошлом – авиационный штурман. Знаком с последними новинками в области диверсий, взрывных работ и электроники. Специалист по подслушивающим устройствам, бомбамсюрпризам, часовым механизмам. Человекминоискатель. И, наконец, сержант Саундерс – радист высочайшего класса.

– А ты – старый, беззубый лев, по которому живодерня плачет, – обращаясь к Меллори, мрачно процедил Миллер.

– Не говорите глупостей, капрал! – резко сказал Дженсен. – Шесть – идеальное число. Вас подстрахуют со всех сторон. Парни знают свое дело. Без них вам не обойтись. Если это задевает ваше самолюбие, то хочу заметить, что они должны были идти не с вами, а после вас, в том случае, если… Ну, сами понимаете.

– Понимаем, – в тоне Миллера не было и намека на уверенность.

– Все ясно?

– Не совсем, – сказал Меллори. – Кто назначается старшим?

Дженсен искренне удивился:

– Конечно, вы, что за вопрос!

– Тогда так, – Меллори говорил спокойно и доброжелательно. – Насколько мне известно, сегодня в военной подготовке, особенно у коммандос, упор делается на инициативу, независимость, способность самостоятельно принимать решения. Это прекрасно, особенно если нашим друзьям представится возможность действовать в одиночку. – Он выдавил из себя улыбку. Видно было, что ему не по себе. – Во всех других случаях я буду требовать строгого и безоговорочного подчинения приказам. Моим приказам. Мгновенно и беспрекословно.

– В противном случае? – спросил Рейнольдс.

– Излишний вопрос, сержант. Вам хорошо известно, что бывает за неподчинение боевому приказу в военное время.

– На ваших друзей тоже распространяется это требование?

– Нет.

Рейнольдс повернулся к Дженсену:

– Мне это не нравится, сэр. Меллори устало опустился в кресло, закурил сигарету и кивнул в сторону Рейнольдса:

– Замените его.

– Что? – Дженсен был не готов к такому повороту событий.

– Я сказал, что его нужно заменить. Мы ещё не вышли отсюда, а он уже подвергает сомнению мою точку зрения. Что же будет потом? Он опасен. Все равно что взять с собой бомбу замедленного действия.

– Но послушайте, Меллори…

– Либо он, либо я.

– И я, – тихо произнес Андреа.

– И я тоже, – присоединился Миллер. В комнате воцарилось напряженное молчание. Рейнольдс подошел к Меллори.

– Сэр.

Меллори неодобрительно посмотрел в его сторону.

– Простите меня, – продолжал Рейнольдс. – Я был не прав. Это больше никогда не повторится. Я очень хочу работать с вами, сэр.

Меллори перевел взгляд на Андреа и Миллера. На лице Миллера застыло неподдельное удивление. Энтузиазм Рейнольдса был ему непонятен. Невозмутимый, как всегда, Андреа еле заметно кивнул головой. Меллори улыбнулся.

– Уверен, что капитан Дженсен в вас не ошибся, сержант Рейнольдс.

– Вот и договорились. – Дженсен сделал вид, будто ничего не случилось. – Теперь – спать. Но прежде мне хотелось бы услышать краткий отчет о событиях на Навароне. – Он посмотрел в сторону морских пехотинцев. – Вам придется оставить нас одних.

– Слушаюсь, сэр, – Рейнольдс вновь обрел уверенность. – Разрешите пройти на летное поле, проверить готовность самолета и снаряжение.

Дженсен утвердительно кивнул. Как только дверь за десантниками закрылась, Дженсен подошел к боковой двери и приоткрыл ее: – Заходите, генерал.

Вошедший был очень высок и худ. Вероятно, ему было лет тридцать пять, но выглядел он существенно старше. Переутомление, усталость, лишения, годы отчаянной борьбы за существование не прошли для него даром. Преждевременная седина, глубокие морщины на смуглом лице – бесстрастные свидетели перенесенных страданий. Темные, блестящие глаза горели внутренним огнем. Такие глаза бывают у человека, фанатически преданного прекрасной, но пока недостижимой идее. На нем была форма британского офицера без погон и знаков различия.

Дженсен заговорил:

– Познакомьтесь, джентльмены. Генерал Вукалович. Заместитель командующего партизанскими соединениями Боснии и Герцеговины. Вчера доставлен самолетом из Югославии под видом врача для организации поставок медикаментов партизанам. Его настоящее имя знаем только мы с вами. Генерал, это – ваши люди.

Вукалович оглядел их изучающим взглядом. Лицо его было непроницаемым.

– Эти люди устали, капитан Дженсен. Слишком многое поставлено на карту… Они не справятся.

– Он абсолютно прав, – с готовностью поддержал Миллер.

– Они, конечно, немного устали с дороги, – мягко произнес Дженсен. – От Наварена путь неблизкий… Тем не менее…

– Наварон? – перебил его Вукалович. – Эти трое – те самые люди?..

– Трудно в это поверить, я согласен.

– Наверное, я был к ним несправедлив.

– Абсолютно справедливы, генерал, – вступил снова Миллер. – Мы истощены. Мы совершенно ни на что не способны.

– Прекратить разговоры, – Дженсена трудно было сбить с толку. – Капитан Меллори, кроме генерала и ещё двух человек, в Боснии никому не будет известно, кто вы и какова истинная цель вашей экспедиции. Представит ли вам генерал этих двух, его дело. Кстати, генерал Вукалович одновременно с вами полетит в Югославию. Только на другом самолете.

– Почему на другом? – спросил Меллори.

– Потому, что его самолет должен вернуться, а ваш – нет.

– Ясно, – сказал Меллори. В наступившей тишине он, Андреа и Миллер пытались вникнуть в смысл последней фразы Дженсена. Погруженный в мысли, Андреа машинально подбросил дров в догорающий камин и оглянулся в поисках кочерги. Единственная кочерга в комнате, согнутая Рейнольдсом в подкову, сиротливо валялась у камина. Андреа поднял её, рассеянно покрутил в руках, без видимых усилий разогнул, поворошил дрова и поставил на место, продолжая сосредоточенно хмуриться. Вукалович наблюдал за этой сценой, не отрываясь.