Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2

– Прекрасно, – улыбнулась Монтале и захлопала в ладоши.

– Почему прекрасно?

– Потому что предстоит развлечение. Если мы теперь начнем скучать, значит, мы сами виноваты.

– Нужно разделить обязанности, – сказал Маликорн, – чтобы не вышло путаницы.

– Ничего не может быть проще, – отвечала Монтале. – Три свеженькие интриги, если они ведутся как следует, дают, по крайней мере, три записочки в день.

– Что вы, дорогая! – воскликнул Маликорн, пожимая плечами. – Три записки в день! Да это хорошо только для мещанских чувств. Мушкетер на часах и девчонка в монастыре обмениваются ежедневно запиской через щелку в стене. В одной записочке вмещается вся поэзия этих бедных сердец. Но у нас… как вы плохо знаете королевскую нежность, дорогая!

– Кончайте скорее, – нетерпеливо перебила его Монтале. – Сюда могут прийти.

– Кончать? Да я только начал. У меня есть еще три важных пункта.

– Он положительно уморит меня своей фламандской флегматичностью, вскричала Монтале.

– А вы совсем собьете меня с толку вашей итальянской живостью. Итак, я вам сказал, что наши влюбленные будут посылать друг другу целые тома.

Но что же из этого?

– А то, что ни одна из наших дам не может хранить получаемых писем.

– Без сомнения.

– И то, что господин де Гиш тоже не решится хранить полученные им письма.

– Вероятно.

– Значит, я буду хранить всю эту переписку у себя.

– Это совершенно невозможно, – сказал Маликорн.

– Почему же?

– Потому, что вы не дома; потому, что у вас общая комната с Лавальер; потому, что комнату фрейлин частенько осматривают и обыскивают; потому, что королева ревнива, как испанка, и королева-мать ревнива, как две испанки, и, наконец, принцесса ревнива, как десять испанок…

– Вы кое-кого забываете.

– Кого?

– Принца.

– Я говорил только о женщинах. Итак, перенумеруем. Номер первый принц.

– Номер второй – де Гиш.

– Номер третий – виконт де Бражелон.

– Номер четвертый – король.

– Король?

– Конечно, король; он не только самый ревнивый, но и самый могущественный из всех.

– О, дорогая!

– Дальше!

– В какое же осиное гнездо вы попали!

– А вы хотите идти за мной?

– Конечно, хочу. Однако…

– Однако…

– Однако, пока есть еще время, я думаю, было бы благоразумнее вернуться.

– А я, напротив, думаю, что было бы благоразумнее сразу же овладеть всеми этими интригами.

– Вы не справитесь.

– С вашей помощью я справлюсь и с десятью. Это моя стихия, дорогой мой. Я создана для придворной жизни, как саламандра создана, чтобы жить в огне.

– Ваше сравнение нисколько не успокаивает меня, дорогая. Я слышал от очень ученых людей, что, во-первых, саламандр не существует, а во-вторых, если бы они и существовали, то выходили бы из огня совершенно изжаренными.

– Ваши ученые, может быть, отлично знают все, что касается саламандр, но они не скажут вам того, что я сейчас скажу, а именно: Оре де Монтале меньше чем через месяц суждено стать первым дипломатом при французском дворе!

– Пожалуй, но при условии, что я буду вторым.

– Идет; союз наступательный и оборонительный, разумеется.

– Только остерегайтесь писем.

– Я буду отдавать их вам, по мере того как они будут поступать ко мне.

– Что скажем мы королю о принцессе?

– Что принцесса все еще любит короля.

– Что скажем мы принцессе о короле?

– Что она поступит весьма опрометчиво, если не будет щадить его.

– Что скажем мы Лавальер о принцессе?

– Что вздумается. Лавальер наша.

– Наша?

– Вдвойне.

– Как так?

– Во-первых, благодаря виконту де Бражелону.

– Объяснитесь.

– Надеюсь, что вы не забыли, что господин де Бражелон писал много писем мадемуазель де Лавальер.

– Я ничего не забываю.

– Эти письма получала я, и я их прятала.

– Значит, они у вас?

– У меня.

– Где же – здесь?

– О нет, они в Блуа, в знакомой вам комнатке.

– Милая комнатка, комнатка, наполненная любовью, преддверие дворца, в котором я когда-нибудь поселю вас! Но простите, вы говорите, что все эти письма в той комнатке?

– А вы не прятали их в шкатулку?

– Конечно, в ту самую шкатулку, куда я прятала письма, полученные от вас, и мои собственные письма, когда дела или развлечения мешали вам приходить на свидание.

– Отлично! – воскликнул Маликорн.

– Почему вы так довольны?

– Потому, что мне не придется ездить за письмами в Блуа. Они у меня здесь.

– Вы привезли шкатулку?

– Она была мне дорога, потому что она ваша.

– Так храните ее хорошенько. В шкатулке есть документы, которые впоследствии будут стоить очень дорого.

– Я это знаю. Именно поэтому я смеюсь, и смеюсь от всего сердца!

– Теперь последнее слово.

– Почему же последнее?

– Нам нужны будут помощники?

– Никаких.

– Лакеи, горничные?

– Нет, никого. Это не годится. Вы сами будете отдавать письма и сами получать их. Никаких обид! Если господин Маликорн и мадемуазель Ора не будут устраивать свои дела сами, то дела эти попадут в чужие руки.

– Вы правы. Но что такое происходит у господина де Гиша?

– Ничего; он открывает окно.

– Бежим скорее!

И оба исчезли; заговор был составлен.

Действительно, в комната графа де Гиша открылось окно. Но это он сделал не только для того, чтобы, как предположили бы несведущие, постараться увидеть тень принцессы через занавески; графа волновали не одни только любовные чувства.

Как мы уже сказали, к нему только что приехал курьер, посланный Бражелоном. Бражелон писал де Гишу. Граф дважды перечитал письмо Рауля, которое произвело на него глубокое впечатление.

– Странно! Странно! – шептал он. – Какими могучими средствами судьба влечет людей к цели!

И, отойдя от окна, – поближе к свету, он в третий раз перечитал это письмо, строки которого жгли его мозг и глаза.

«Кале,

Дорогой граф!

Я встретил в Кале г-на де Варда, который был тяжело ранен на дуэли с герцогом Бекингэмом.

Де Вард, как вы знаете, человек храбрый, но мстительный и злобный.

Он говорил мне о вас, уверяя, что очень к вам расположен; говорил также о принцессе, которую он находит красивой и любезной. Он догадался о вашей любви к известной вам особе.

Он говорил также о той, кого я люблю, и выразил мне большое сочувствие, сопровождая его такими темными намеками, что я сперва испугался, но потом приписал их его привычке держаться таинственно.

Дело вот в чем.

Он получил из Фонтенбло известия. Вы понимаете, их мог сообщить ему только г-н де Лоррен.

Говорят, так сообщается ему в этих известиях, что в сердце короля произошла перемена. Вы знаете, кого это касается. Кроме того, сообщается в этих же известиях, говорят об одной фрейлине, которая дает повод к злословию.