Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 3

После бесконечных уговоров, угроз и настояний ему удалось упросить одного караульного, чтобы он сообщил о нем своему сержанту, а тот, в свою очередь, отправился с докладом к майору. Что касается коменданта, то его так и не решились тревожить ради такой безделицы.

Фуке, сидя в карете у ворот крепости, злился, проклиная непредвиденную помеху и ожидая возвращения ушедшего к майору сержанта. Наконец тот появился, угрюмый и злой.

– Ну, – нетерпеливо спросил Фуке, – что приказал майор?

– Сударь, – ответил сержант, – майор рассмеялся мне в глаза и сказал, что господин Фуке в Во. И если бы даже он оказался в Париже, то все равно не поднялся бы в такую рань.

– Черт возьми! Вы – стадо болванов! – крикнул министр и выскочил из кареты.

Прежде чем сержант успел захлопнуть калитку, Фуке, проскользнув во двор через щель, стремительно бросился вперед, несмотря на крики звавшего на помощь сержанта.

Фуке бежал все дальше и дальше. Сержант, настигая его, крикнул часовому, охранявшему вторую калитку:

– К оружию, часовой, к оружию!

Часовой встретил министра пикой; но Фуке, сильный и ловкий, ко всему же еще и разгневанный, выхватил пику из рук солдата и ударил его по плечу. Сержант, подойдя слишком близко, также получил свою порцию; оба стали истошно вопить, и на их крики выбежал в полном составе весь караул.

Однако между этими людьми нашелся один, знавший суперинтенданта в лицо; он закричал:

– Монсеньер!.. Ах, монсеньер! «. Остановитесь же, господа, что вы делаете?

И он удержал остальных, собиравшихся отомстить за товарищей.

Фуке велел пропустить его во внутренний двор, но услышал в ответ, что это запрещено. Он велел позвать коменданта, который уже знал обо всем этом шуме возле ворот и бежал вместе с майором, своим помощником, во главе отряда из двадцати человек, убежденный, что на Бастилию было произведено нападение.

Безмо сразу узнал Фуке и выронил обнаженную шпагу, которой размахивал весьма смело.

– Ах, монсеньер! – пробормотал он. – Тысяча извинений.

– Сударь, – сказал весь красный и обливаясь потом суперинтендант, поздравляю вас, ваша охрана служит на славу.

Безмо побледнел, принимая эти слова за иронию, предвещавшую дикий гнев.

Но Фуке отдышался и жестом подозвал часового, а также сержанта, потиравших плечи в местах ушибов.

– Двадцать пистолей часовому, – приказал од, – пятьдесят пистолей сержанту. Поздравляю вас, господа; я замолвлю за вас словечко перед его величеством. А теперь давайте побеседуем с вами, господин де Безмо.

И под одобрительный шепот солдат он последовал за комендантом Бастилии.

Безмо уже дрожал от стыда и тревоги. Последствия утреннего посещения Арамиса начинали, казалось, сказываться, и притом такие последствия, которые и впрямь должны были ужасать человека, состоящего на государственной службе.

Стало еще хуже» когда Фуке, глядя на коменданта в упор, резко спросил:

– Сударь, вы видели сегодня утром господина д'Эрбле?

– Да, монсеньер.

– И вам не внушает ужаса преступление, в котором вы принимали участие?

«Ну, начинается!» – подумал Безмо.

– Какое преступление, монсеньер? – пробормотал он.

– Преступление, за которое вас подобает, сударь, четвертовать; подумайте хорошенько об этом. Впрочем, теперь не время обрушивать на вас гнев. Сейчас же ведите меня к вашему узнику.

– К какому узнику? – задрожал Безмо.

– Вы притворяетесь, что ни о чем не осведомлены, Превосходно, это самое лучшее, что вы можете сделать. Если бы вы признались в том, что сознательно участвовали в столь потрясающем деле, вам был бы конец. Но я сделаю вид, что верю в ваше неведение.

– Умоляю вас, монсеньер…

– Хорошо, ведите меня к вашему узнику.

– К Марчиали?

– Кто такой Марчиали?

– Это арестант, привезенный сегодня утром господином д'Эрбле.

– Его зовут Марчиали? – удивился суперинтендант, смущенный наивной уверенностью Безмо.

– Да, монсеньер, он здесь записан под таким именем.

Фуке проник своим взглядом до глубины души коменданта этой знаменитой королевской тюрьмы. С проницательностью, свойственной людям, облеченным на протяжении многих лет властью, он прочитал в этой душе искреннее недоумение. Впрочем, посмотрев хотя бы одну только минуту на эту физиономию, можно ли было подумать, что Арамис взял подобного человека в сообщники?

– Это и есть тот самый узник, – спросил Фуке у Безмо, – которого господин д'Эрбле увез третьего дня?

– Да, монсеньер, – И которого он привез сегодня утром обратно, – живо добавил Фуке, тотчас же постигший сущность плана епископа.

– Да, да, монсеньер. Если монсеньер приехал затем, чтобы взять его у меня, я буду бесконечно признателен монсеньеру. Я и так уже собирался писать по поводу этого Марчиали.

– Что же он делает?

– С самого утра я в высшей степени недоволен им; у него такие припадки бешенства, что кажется, будто Бастилия не выдержит и готова обрушиться.

– Я действительно избавлю вас от него, – заявил Фуке.

– Ах, тем лучше!

– Ведите же меня в его камеру.

– Вы все же дадите мне формальный приказ?

– Какой приказ?

– Приказ короля.

– Подождите, я вам подпишу его.

– Этого для меня недостаточно, монсеньер; мне нужен приказ короля.

Фуке сделал вид, будто чрезвычайно рассержен.

– Вы принимаете столько предосторожностей, когда дело идет об освобождении этого заключенного, но покажите-ка мне приказ, на основании которого вы уже отпускали его отсюда!

Безмо показал приказ об освобождении шотландца Сельдона.

– Сельдон – это не Марчиали, – сказал Фуке.

– Но Марчиали не освобожден, монсеньер, он здесь.

– Вы же говорите, что господин д'Эрбле увозил его и затем привез снова?

– Я не говорил этого.

– Вы сказали об этом с такой определенностью, что мне кажется, будто я и сейчас еще слышу, как вы произносите эти слова.

– Я обмолвился.

– Господин де Безмо, берегитесь!

– Я ничего де боюсь, монсеньер, у меня отчетность в полном порядке.

– Как вы смеете говорить подобные вещи?

– Я бы сказал то же самое и перед богом. Господин д'Эрбле привез мне приказ об освобождении шотландца Сельдона, и Сельдон выпущен на свободу.

– Я вам говорю, что Марчиали также был выпущен из Бастилии.

– Это требуется доказать, монсеньер.

– Дайте мне увидеть его.

– Монсеньер, тот, кто правит всем королевством, должен бы знать, что посещение заключенных без разрешения короля не дозволено.

– Но господин д'Эрбле… он-то входил к заключенному!

– Это тоже требуется доказать, монсеньер.

– Еще раз, господин де Безмо, будьте осторожны в выборе слов.

– За меня мои дела, монсеньер.

– Господин д'Эрбле – конченый человек.

– Конченый человек! Господин д'Эрбле? Непостижимо!