Генрих Ланда - Сборник

И я быстро начал выбираться прочь, мечтая согреть поскорее где-нибудь свои закоченевшие конечности. Скучно на этом свете, господа!

Знаешь, кем бы я хотел быть? Кровельщиком в городе Лиссе. Ты послушай, какая бы это была жизнь.

Вот вчера, например, мы чинили свинцовую крышу городской ратуши. Мы работали высоко над городом, и сверху были видны, как на ладони, и шумная центральная площадь с роящимися автомобилями и людьми, и разлив городских крыш, отважно взбирающихся по склонам подступивших к окраинам гор, дымы дальних заводов и ползущие по паутине железнодорожных колей поезда, и сверкающий на солнце морской рейд с застывшими чёрными силуэтами грузовых кораблей. В ушах гудел ветер, доносящий с моря солёную водяную пыль, а море отсюда казалось неподвижным, и только по мигающим белым барашкам можно было догадаться, что оно разыгралось. И совсем далеко на горизонте замерли в обманчивой неподвижности призраки пароходов, идущих в Зурбаган. Мы завтракали, не сходя с крыши, потом я лежал на нагретом скате, смотрел на быстрые весёлые облака, и мне казалось, что вся огромная ратуша, покачивая шпилями как мачтами, тронулась прямо в открытое море.

А сегодня я занят покраской крыши старого восьмиэтажного дома в старом тихом переулке. Высокие дома затеняют переулок, и в нём прохладно даже в самые жаркие дни. Здесь редко что-нибудь проезжает, и собаки устраиваются подремать прямо на булыжной мостовой, и так же мирно дремлют несколько потёртых автомобилей, наполовину влезших на тротуар, чтобы освободить узкую проезжую часть.

С крыши мне хорошо видны тесный двор и вся его немудрёная жизнь, с которой я знаком не первый год. Из открытых окон доносятся обрывки чьих-то разговоров, смех, фортепианные гаммы, стук кастрюль. Внизу сушится бельё, лениво ходят кошки, голуби пьют из ручейка, пробирающегося по стёртым плитам от обвитого плющом водопроводного крана. Старухи на раскладных стульях греются на солнце. Старухи те же, что и в позапрошлом году, а вот детишки уже новые. А вот эта, что так гордо проходит через двор – неужели это та девчёнка, что сидела на песке и причёсывала рыжую дворнягу? Ну конечно, это её уже четверть часа ждёт в переулке парень, которого я видел, когда красил ту сторону крыши. А ещё с той стороны мне хорошо было видно открытое окно дома напротив. Девушка что-то делала по хозяйству, но часто оглядывалась в мою сторону. Вот вышла из комнаты, вот появилась снова. А теперь подошла к окну и, прежде чем закрыть жалюзи, помедлила.

Но что поделаешь, ведь завтра меня уже здесь не будет, и в городе так много крыш…

Скоро наступит осень, потом зима, и злой солёный морской ветер начнёт готовить нам работу на будущий год. А мы будем прислушиваться к его порывам, сидя в задымленных подвальчиках и неспешно обсуждая за кружкой городские новости. Рано наступят сумерки, и, распростившись с собратьями по ремеслу, я выйду за порог. В свете фонаря будет быстро проноситься мокрая снежная пыль, мимо будут пробегать люди с поднятыми воротниками. Я тоже подниму воротник, спрячу руки в карманы старой кожаной куртки, постою в раздумьи и пойду себе не спеша. И обязательно должна существовать та, которая не сердится на меня за долгое отсутствие, но всегда готова принять приветливо, просто потому, что когда ты не один, то не заметно, как длинный зимний вечер переходит в ночь.

Что значит "настоящий мужчина", "настоящая женщина"? Трудно сказать, во всяком случае это не внешность. Сколько дурнушек умеют привлечь к себе внимание и даже вскружить голову, и даже привязать на век! Если вы открываете дверь и входите как чудо, как подарок и улыбка судьбы, радуя всех и радуясь сами, что осчастливили своим явлением – значит, вы – Женщина.

У нас на сборке работал один паренёк со смешной фамилией Шкарбутько, которую все произносили как "Шкарбутка". Он был очень маленького роста, и с этим ростом не вязалась его серьёзность, горбатый нос, сдвинутые брови и отчаянная задиристость.

Он лихо гонял на своём мотоцикле и вечно ходил в синяках и ссадинах – то ли из-за мотоцикла, то ли из-за нескончаемых драк, в которые сам ввязывался. Даже на мотоцикле он смешно выглядел – как кошка на лошади. Это именно ему приписывали такой уморительный при его росте рассказ: "Иду как-то ночью, а навстречу мне – два здоровенных лба; один ростом как я, другой – чуть повыше…" И ещё все его подбивали порассуждать о женщинах…

Так или иначе, но однажды у нас на посёлке в чью-то квартиру ворвались двое с грабежом. Их заметили со стороны, подняли шум, тогда они по лестнице отступили на чердак и начали отстреливаться. И внизу собрались все, и милиция, и ничего не могли сделать, боялись сунуться.

И к тем двоим пошёл один Шкарбутка, и обещал им, что если они выйдут, то их отправят в милицию, а здесь их не тронут. Ну, а когда они вышли и отдали оружие, на них, конечно, тут же накинулись, и Шкарбутка бросился их защищать, и кричал:

"Сволочи, что вы делаете, я же слово дал!", и его самого отделали под больницу.

И в конце концов получилось так, что он полез по водосточной трубе к какой-то Маруське – может на спор, а может она его в дверь не пускала, – и на уровне третьего этажа труба обломилась. Летя вниз, он вывернулся, как кошка, и упал на руки. Он остался живой, но руки переломал больше чем на двадцать осколков, ему эти осколки складывали в несколько приёмов, операция за операцией. Руками такими уже, конечно, ничего делать нельзя, так что он числится теперь инвалидом.

Что-то последнее время о нём не слышно, наверное подкосила его эта беда.

Так что же, всё-таки, это такое – настоящий мужчина?

Всё было рассчитано совершенно точно. Жена с сыном отдыхала в Одессе, потом, по окончании своего отпуска, она должна была оставить сына в снятой комнате и выехать а Киев, а Эмиль должен был в тот же вечер выехать встречным поездом и быть в Одессе на следующее утро. Таким образом они, разминувшись ночью где-то на половине пути, сменят друг друга, и сын переночует сам только один раз, что совсем не страшно для десятилетнего мальчика.

Железнодорожный билет был приобретен заранее, но потом его разобрала досада: обидно мотаться в поезде туда и обратно, имея свою машину. Правда, неладно с колёсами; три из них хороши, а на четвёртом в покрышке повреждена боковая часть.

А запасную с наварным новым протектором после наварки почему-то никак нельзя надеть на диск – то ли она "села" после наварки, то ли изнутри тоже наварилась резина – непонятно, но факт.

И всё-таки Эмиль решил ехать машиной. Ведь в Одессе с машиной будет веселей. А покрышку до отъезда как-нибудь наденут на станции обслуживания. Он сдал билет, отрезав себе путь к отступлению, и когда позвонила жена, сообщил ей о своём решении. Она даже обрадовалась, попросила встретить её с машиной на вокзале, и потом он сразу сможет выехать.