Unknown Unknown - Краткое содержание произведений русской литературы I половины XX века

Объект Марфино – так называемая шарашка. Род тюрьмы, в ко­торой собран со всех островков ГУЛАГа цвет науки и инженерии для решения важных и секретных технических и научных задач. Шараш­ки удобны всем. Государству. На воле нельзя собрать в одной группе двух больших ученых: начинается борьба за славу и Сталинскую пре­мию. А здесь слава и деньги никому не грозят, одному полстакана сметаны и другому полстакана сметаны. Все работают. Выгодно и уче­ным: избежать лагерей в Стране Советов очень трудно, а шарашка – лучшая из тюрем, первый и самый мягкий круг ада, почти рай: тепло, хорошо кормят, не надо работать на страшных каторгах. Кроме того, мужчины, надежно оторванные от семей, от всего мира, от каких бы то ни было судьбостроительных проблем, могут преда­ваться свободным или относительно свободным диалогам. Дух муж­ской дружбы и философии парит под парусным сводом потолка. Может быть, это и есть то блаженство, которое тщетно пытались оп­ределить все философы древности.

Филолог-германист Лев Григорьевич Рубин был на фронте майо­ром «отдела по разложению войск противника». Из лагерей военно­пленных он выбирал тех, кто был согласен вернуться домой, чтобы сотрудничать с русскими. Рубин не только воевал с Германией, не только знал Германию, но и любил Германию. После январского на­ступления 1945-го он позволил себе усомниться в лозунге «кровь за кровь и смерть за смерть» и оказался за решеткой. Судьба привела его в шарашку. Личная трагедия не сломила веры Рубина в будущее торжество коммунистической идеи и в гениальность ленинского про­екта. Прекрасно и глубоко образованный человек, Рубин и в заточе­нии продолжал считать, что красное дело побеждает, а невинные люди в тюрьме – только неизбежный побочный эффект великого ис­торического движения. Именно на эту тему Рубин вел тяжелые споры с товарищами по шарашке. И оставался верен себе. В частнос­ти, продолжал готовить для ЦК «Проект о создании гражданских храмов», отдаленного аналога церквей. Здесь предполагались служите­ли в белоснежных одеждах, здесь граждане страны должны были да­вать присягу о верности партии, Отчизне, родителям. Рубин подробно писал: из расчета на какую территориальную единицу строятся храмы, какие именно даты отмечаются там, продолжительность от­дельных обрядов. Он не гнался за славой. Понимая, что ЦК может оказаться не с руки принимать идею от политзаключенного, он пред­полагал, что проект подпишет кто-нибудь из вольных фронтовых дру­зей. Главное – идея.

В шарашке Рубин занимается «звуковидами», проблемой поисков индивидуальных особенностей речи, запечатленной графическим обра­зом. Именно Рубину и предлагают сличать голоса подозреваемых в измене с голосом человека, совершившего предательский звонок. Ру­бин берется за задание с огромным энтузиазмом. Во-первых, он пре­исполнен ненавистью к человеку, который хотел помешать Родине завладеть самым совершенным оружием. Во-вторых, эти исследова­ния могут стать началом новой науки с огромными перспективами: любой преступный разговор записывается, сличается, и злоумышлен­ник без колебаний изловлен, как вор, оставивший отпечатки пальцев на дверце сейфа. Для Рубина сотрудничать с властями в таком де­ле – долг и высшая нравственность.

Проблему такого сотрудничества решают для себя и многие дру­гие узники шарашки. Илларион Павлович Герасимович сел «за вреди­тельство» в 30-м г., когда сажали всех инженеров. В 35-м г. вышел, к нему на Амур приехала невеста Наташа и стала его женой. Долго они не решались вернуться в Ленинград, но решились – в июне сорок первого. Илларион стал могильщиком и выжил за счет чужих смер­тей. Еще до окончания блокады его посадили за намерение изменить Родине. Теперь, на одном из свиданий, Наташа взмолилась, чтобы Герасимович нашел возможность добиться зачетов, выполнить какое-ни­будь сверхважное задание, чтобы скостили срок. Ждать еще три года, а ей уже тридцать семь, она уволена с работы как жена врага, и нет уже у нее сил... Через некоторое время Герасимовичу представляется счастливая возможность: сделать ночной фотоаппарат для дверных ко­сяков, чтобы снимал всякого входящего-выходящего. Сделает: досроч­ное освобождение. Наташа ждала его второй срок. Беспомощный комочек, она была на пороге угасания, а с ней угаснет и жизнь Илла­риона. Но он ответил все же: «Сажать людей в тюрьму – не по моей специальности! Довольно, что нас посадили...»

Рассчитывает на досрочное освобождение и друг-враг Рубина по диспутам Сологдин. Он разрабатывает втайне от коллег особую мо­дель шифратора, проект которой почти уже готов положить на стол начальству. Он проходит первую экспертизу и получает «добро». Путь к свободе открыт. Но Сологдин, подобно Герасимовичу, не уверен в том, что надо сотрудничать с коммунистическими спецслужбами. После очередного разговора с Рубиным, закончившегося крупной ссо­рой между друзьями, он понимает, что даже лучшим из коммунистов нельзя доверять. Сологдин сжигает свой чертеж. Подполковник Яконов, уже доложивший об успехах Сологдина наверх, приходит в не­описуемый ужас. Хотя Сологдин и объясняет, что осознал оши­бочность своих идей, подполковник ему не верит. Сологдин, сидев­ший уже дважды, понимает, что его ждет третий срок. «Отсюда пол­часа езды до центра Москвы, – говорит Яконов. – На этот автобус вы могли бы садиться в июне – в июле этого года. А вы не захотели. Я допускаю, что в августе вы получили бы уже первый отпуск – и поехали бы к Черному морю. Купаться! Сколько лет вы не входили в воду, Сологдин?»

Подействовали ли эти разговоры или что-то другое, но Сологдин уступает и берет обязательство сделать все через месяц. Глеб Нержин, еще один друг и собеседник Рубина и Сологдина, становится жертвой интриг, которые ведут внутри шарашки две конкурирующие лабора­тории. Он отказывается перейти из одной лаборатории в другую. Гибнет дело многих лет: тайно записанный историко-философский труд. На этап, куда теперь отправят Нержина, его взять нельзя. Гиб­нет любовь: в последнее время Нержин испытывает нежные чувства к вольной лаборантке (и по совместительству лейтенанту МТБ) Симоч­ке, которая отвечает взаимностью. Симочка ни разу в жизни не имела отношения с мужчиной. Она хочет забеременеть от Нержина, родить ребенка и ждать Глеба оставшиеся пять лет. Но в день, когда это должно произойти, Нержин неожиданно получает свидание с женой, с которой не виделся очень давно. И решает отказаться от Симочки.

Усилия Рубина приносят свои плоды: круг подозреваемых в изме­не сузился до двух человек. Володин и человек по фамилии Щевронок. Еще немного, и злодей будет расшифрован (Рубин почти уверен, что это Щевронок). Но два человека – не пять и не семь. Принято решение арестовать обоих (не может же быть, чтобы второй был со­всем уж ни в чем не виновен). В этот момент, поняв, что его стара­ниями в ад ГУЛАГа идет невинный, Рубин почувствовал страшную усталость. Он вспомнил и о своих болезнях, и о своем сроке, и о тя­желой судьбе революции. И только приколотая им самим к стене карта Китая с закрашенным красным коммунистической террито­рией согревала его. Несмотря ни на что, мы побеждаем.