Василь Быков - Болото

Хуже всего, однако, что его служба как-то выпала из военных уставов и почти никак не регламентирована, что дает ему немало возможностей для инициативы, но и вынуждает рисковать. От его мастерства и добросовестности зависит многое, в том числе и решение главного вопроса: наградить или нет. Его предшественник Усачев имел несчастливую руку – что ни оформит, все неудачно, возвращают назад, да еще с резолюцией, за которой, разумеется, следует взыскание. Оно и понятно. Если написать, например, что командир отряда хорошо руководил боем, успешно захватил какой-нибудь населенный пункт, в котором уничтожено 12 полицаев и несколько взято в плен – кто такому герою даст орден Боевого Красного знамени? Надо поправить – пусть незначительно, но весьма существенно. Прежде всего указать соцпроисхождение командира – то, что он из рабочей семьи, член ВКП/б/. Если беспартийный, этого лучше не указывать вовсе, партийность опустить. Вместо «12 убитых полицаев» желательно написать: «21 гитлеровец». Разница небольшая, но смотрится иначе. Ну и обязательно в конце добавить (с красной строки), что такой-то делу партии Ленина – Сталина предан. Это очень много значит в глазах секретариата ВС, госпартконтроля, особого отдела тоже.

В начале своей службы в отделе, когда Гусаков еще не набрался должного опыта, было несколько случаев, когда награду снижали, и это вызывало законное недовольство партизан. Но случилось и так, что орден повысили сразу на три ступени, – это когда вместо Отечественной войны партизану-пулеметчику дали орден Ленина. Тогда он, Гусаков, даже испугался, потому что причиной того стал недосмотр машинистки, которая вместо 28 убитых из пулемета фашистов напечатала 82. В отделе был большой, хотя и недолгий, переполох – жалобы с мест не поступило, потому что и командира того счастливого снайпера также неплохо наградили.

Опять же надо учитывать, кого награждают. Если рядовых партизан, ну там подрывников, разведчиков или подпольщиков, можно не слишком стараться – этим что дадут, то и хорошо. А если комбрига или комиссара?.. Не дай бог комиссару бригады оформить орден поменьше, чем командиру. А то пришлют голый текст вроде того, что мол – проводил огромную политмассовую работу по сплочению масс на выполнение задач товарища Сталина, поставленных в приказе номер... А где конкретика? Начальство требует конкретику. И тогда начальник отдела капитан Гусаков садится за стол и пишет: секретарь подпольного бюро (райкома, обкома, окружкома – нужное подчеркнуть) в критический момент боя личным примером поднял людей в контратаку и при поддержке коммунистов и комсомольцев огнем из станкового (ручного) пулемета уничтожил энное количество эсэсовцев, остальных обратив в бегство. Это нравилось и почти всегда гарантировало награждение высоким орденом. Обычно герой и не подозревал, кому обязан, считал – непосредственному начальнику, который прислал на него малограмотную цидульку. Но Гусаков не претендовал на благодарность и не имел ни к кому претензий, – он исполнял свой воинский и партийный долг.

Иногда, правда, становилось немного обидно. Стольким героям он обеспечил высокие правительственные награды, а сам как получил в прошлом году орден Красной звезды, так с тем и ходил, будто какой-нибудь командир взвода, а не работник Центрального штаба. Может, именно по этой причине и попросился в это десантирование, хотя и понимал, сколько оно таит опасности. И его просьбу учли. Генерал Кругляк из отдела кадров авторитетно заявил: «Езжай! Вернешься – наградим». Что ж, спасибо товарищ генерал, надо только выполнить задание и вернуться.

Для него в этой командировке была и еще одна надобность – внутренняя необходимость реабилитироваться, что ли? Вполне вероятно, что в одном конкретном случае, оформляя материалы на высокий орден, он перестарался. В общем, все обошлось гладко, офицер получил награду, его поздравляли, а указ даже напечатали в газетах. Но потом... Потом того офицера арестовал особый отдел, а Верховный Совет аннулировал награждение. Началось расследование, Гусакова вызывали, допрашивали. Правда, наложили пустяковое взыскание, но он понимал, что попал под подозрение, и это было хуже всего. Конечно, сам виноват, не надо было спешить. Хотя кто знал, что все так обернется? Все знают только органы...

Костя также обрадовался, увидев знакомое озеро. В прошлом году они здесь останавливались по дороге на станцию, поили лошадь. Правда, что находится по ту сторону озера, парень не знал, но направление на Боговизну отсюда представлял точно. Только вот расстояние до нее определить, конечно, не мог.

По болоту он шел рядом с командиром, между кочек по мху это было не трудно. Санитарная сумка немного давила плечо, но уж как-нибудь он ее донесет. Тем более передохнув в тени под кустом. Еще бы чего-нибудь съесть. Но еды тут не было, только клюква. Да разве клюквой наешься?

Стало хуже, когда захотелось пить.

Может показаться странным, но утолить на болоте жажду не было возможности, хотя вода повсюду. Речка им больше не попадалась, а вода из-подо мха казалась больно противной – коричневая, с насекомыми и болотным мусором. Такой не попьешь. Превозмогая жажду, Костя таил надежду, что Боговизна близко и там он напьется.

Отдохнув на мягкой и мшистой кочке, они снова пошли по набрякшему водой мху, местами проваливаясь, но пока еще удачно выбираясь на более сухое. Вскоре, однако, вынуждены были остановиться – командир глубоко провалился одной, а затем и обеими ногами. Костя попытался ему помочь, но и сам провалился тоже – почти по пояс. Кое-как выбравшись из грязного провала, осмотрелись, стараясь понять, что впереди. Болото впереди казалось и вовсе непроходимым – трясина с осокой, аиром, частыми окнами черной воды...

Но что было делать? Идти вперед или, может, возвращаться назад? Или пытаться как-нибудь перебраться через трясину в надежде, что дальше будет посуше. Возвращаться, конечно, никому не хотелось, и командир звучно выругался.

– Надо выломать палки. Давайте с палками!

В ближайших кустах они выломали себе каждый по палке, которыми, всякий раз, прежде чем ступить в черную жижу, нащупывали дно. Сапог не снимали – сапоги давно уже были полны воды. Скоро по пояс намокла и одежда. Косте с его босыми ногами было легче, нежели остальным – он часто проваливался, но и быстро выбирался из трясины. Не то что Тумаш, который, однажды глубоко загрузнув, долго барахтался в черной луже, кидаясь из стороны в сторону. Он потерял там сапог, потом долго искал его в развороченной трясине, весь измазавшись в черной грязи.

Далее Костя опять шел впереди, отыскивая сколько-нибудь подходящий путь, за ним на некотором расстоянии брели остальные. Каждый новый шаг давался парню все с большим трудом. Прежде чем ступить в жидкую торфяную массу, он ощупывал палкой дно, стараясь найти место, где потверже. Но твердого, похоже, здесь уже не было, приходилось ступать наугад, каждый раз рискуя провалиться и не выбраться. Командир сзади заметно отставал, терял его следы и ругался. Чувствуя себя виноватым, Костя помочь командиру не мог. Он лишь пробирался вперед, чтобы скорее вырваться из зловещих объятий болота. Остальные, то и дело зло матерясь, следовали за парнем.