Роджер Желязны - Дикие земли

Когда уже стало темнеть, Хью вдруг услышал странный шум из-за следующего поворота. В нем ясно различалось тявканье и визг. Осознав, что это может означать, Хью почувствовал прилив сил. И поспешил вперед.

За поворотом реки он, как и ожидал, увидел тушу бизона, черную от облепивших ее ворон. Вокруг толкались похожие на собак звери, слишком крупные для койотов. Хью принялся поспешно озираться в поисках какого-нибудь оружия.

На берегу валялся выброшенный водой топляк. Там можно было постараться отыскать увесистую дубину. Хью направился туда. В излучине реки к берегу прибивало изрядное количество древесины. Он принялся выбирать себе достаточно тяжелую палку длиной фута в два. Наконец отыскал одну, она удобно легла в руку и не треснула от удара о землю.

Подобравшись к туше, Хыо закричал. Подобрал камень и запустил его в стервятников. Снова закричал, бросил еще один камень. Несколько ворон снялись с места и стали кружить невдалеке; другие отлетели в сторону, чтобы тут же вернуться. Три волка прервали пиршество, несколько секунд смотрели на Хью, а потом опять вернулись к прерванной трапезе. Он нашел еще один камень. Поднял его, бросил.

Камень упал далеко, на этот раз никто из пирующих даже не пошевелился.

Хью почувствовал, как в нем шевельнулась злоба… как же так, он, охотник, вынужден драться со стервятниками – а эти побирушки даже не обращают на него внимания. Волна ярости захлестнула его, ударив в голову и наполнив конечности бешеной силой.

Он заревел и пополз вперед, тяжело и неуклюже, словно медведь. Размахивая перед собой дубинкой, он подбирался все ближе, и вот сорвались и улетели с протестующими криками птицы. Волки молча смотрели на него, медлили. Ему это было уже неважно. Если они набросятся на него, он будет отбиваться, насколько хватит сил. Если его самого убьют и съедят – значит так тому и быть. Хью снова взревел.

Волки крадучись отступили от туши. Продолжая реветь он бросил им вдогонку несколько камней. Один из волков заскулил, и вся стая скрылась в прибрежных зарослях.

Хью бросился вперед к окровавленной туше, запустил, руки в разорванный бок. Мясо было скользким, оно тянулось и вырывалось из рук. За что бы он ни ухватился, добыча буквально выскользала из пальцев. В который раз он проклял Джеми за кражу ножа. Потом с урчанием впился в мясо зубами – кусал, рвал, грыз. Глотая, тряс головой и следил за тенями. Потом снова сосал и пил кровь, кусал и рвал, и все его мечты о мясе кружились в бешеном танце, в ритме биения крови в висках. Ухватив кусок коренными зубами, он мотал головой, отрывая его. Глотал, не жуя, и хватал новый кусок.

Пока он ел, сгустились сумерки. Из зарослей, осторожно приближаясь к туше, появились тени. Хью услышал собственное рычание и отметил, что оно заставило их остановиться, правда ненадолго. Хью быстро нагнул голову и оторвал еще один кусок теплого мяса. Тени неумолимо приближались, крадучись переставляя лапы с молчаливым упорством. Глаза волков горели в сгустившейся тьме, и Хыо вдруг понял, что ночь принадлежит им, что дубинка его бессильна против их питаемой тьмой смелости. Тогда он тихо отполз и взобрался на ближайший утес. Не успел он скрыться, как волки, ворча, набросились на еду.

С красной бородой, с руками, пахнущими кровью, Хью сидел на камне и наблюдал с высоты, как они толкаются и рычат над своей добычей. Время от времени он сам отфыркивался и рычал, вспоминая вкус туши бизона, от которой отрывал куски. Он облизывался и чмокал, а живот скручивался в судорогах и урчал от непривычного содержимого. Лицо вдруг залил жар, конечности внезапно ослабли. Его затрясло, прошиб холодный пот, голову заволокло туманом. Силуэты волков внизу казались то очень далекими, то совсем близкими, а то расплывались, словно во сне. Хью вытянулся на вершине каменной скалы, положил голову на руки. Дул холодный ветер, но ему не было холодно. Волки внизу рычали и лаяли. Хью снилось, что он там, вместе с ними, толкается, прокладывая себе дорогу к мясу, и рвет его зубами.

Кружа на крыльях ястреба, расплескивая ястребиным ветром темное небо и провожая дикими криками голубой раскаленный росчерк полета через плывущую завесу туч, темные линии гор, зеленые заросли лесов, рассеченные нитями струящейся голубизны, взмывая ввысь на крыльях ястреба, ловя ястребиным глазом вспышки света на ледяных полях, движение грохочущих стад под пыльными облаками на кружевных равнинах, арки радуг, горящие снежные пики за изгибами океанского берега… исчезающий птичий крик выстраивается клином и пронзает осень, затем бросается вниз в отвесном свинцовом падении, вырываясь из равноденствия… вниз… вниз-ой-йе-о-о… сквозь влажный шепот, раскаленные сполохи, ястребиный крик, охотничий клич, через Ее вечнодышащее исполосованное Тело, тараня изломанные кряжи, проваливаясь в низины под простреленным звездами небом, вниз, все время вниз между острых скал, холмов, ущелий… с криком вонзаясь в пещерообразные разломы, вниз, туда, где огненные глаза, где стены испещрены вкраплениями сверкающих минералов, ниже, еще ниже… под тяжким весом Земли, столь тяжким, что она стонет, когда вертится вокруг оси, и – наконец, приземлившись, угнездившись, нахохлившись, опускаясь еще ниже, ниже, под тяжестью мира удлиняясь, расширяясь, расплываясь – уже на четырех ногах, ниже, все ниже, ой-йе-о, в…

…Начало начал, где темные потоки низвергаются сквозь тьму, где слепые рыбы родятся в пещерах глубинных, где на стенах светящаяся плесень вычерчивает тела и лица прародителей всех живущих племен, где хрупкий папоротник пробивает себе дорогу сквозь угольные пласты, где бобер, олень, медведь – сам себе отец, где коты, рыбий народ, птица, которую он видел мгновение назад, а может, целую жизнь, змея, летучая мышь, енот, волк, койот и насекомые в янтаре, все видят во сне Ее тело, все сплошь в сверкающих самоцветах и нефтяных озерах, где жаркий гул расплавленных скал, текущих вечно, все глубже, глубже… свет подземного мира, и в вышине… мужчины и женщины, волосатые охотники, вечные скитальцы Земли, и большие цветы, странные, неизвестные цветы… он идет по ним, кровь на лице, во рту, в глотке… вот он запрокидывает голову и ревет, чтобы весь подземный мир знал, что он идет вперед, и нет силы, способной остановить его.

Его разбудило жужжание роящихся пчел. Открыв глаза, Джон увидел длинный серо-бурый шланг, свитый изящной восьмеркой и уложенный мотком, в шесть рядов.

Прямо под деревом, уставившись на него, монотонно шелестела большая гремучая змея: «ш-з-з, ш-з-з». Ее хвост был высоко поднят над треугольной головкой, темной и опасной.