Владимир Войнович - Путем взаимной переписки

– Ишь ты, шмиш ты! – удивленно сказал он, разглядывая книжку как-то сбоку.

– Зарегистрирован брак с Сыровой Людмилой Ивановной. Что это такое? -

Он отодвинулся от книжки и тыкал пальцем в штамп с такой брезгливостью, словно это был какой-нибудь клоп или таракан.

Не зная, что сказать, Алтынник молчал.

– Я вас спрашиваю, что это такое? – Майор грохнул кулаком по столу так, что планшет с шлемофоном подпрыгнули. Алтынник не реагировал.

– Алтынник! – распалялся майор. – Я вас русским языком спрашиваю: где вы нашли эту Людмилу Сырову? Кто вам давал право жениться без разрешения командира полка?

И тут Алтынник почувствовал, как все, что у него накопилось за это время, подступило к горлу комком и вдруг вырвалось каким-то странным и диким звуком, похожим на овечье блеянье.

– Вы что – смеетесь? – удивился майор.

Но тут же он понял, что Алтынник совсем не смеется, а схватился за столб и колотится в истерике.

– Алтынник, ты что? Что с тобой?

Перепуганный майор подбежал к Алтыннику, схватил за плечи, заглянул в лицо. Алтыннику было стыдно за то, что он так воет, он хотел, но не мог сдержаться.

– Алтынник, – тихо, чуть ли не шепотом сказал майор, – Ну, перестань, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Я не хотел тебя обижать. Конечно, ну встретил ты там какую-то женщину, полюбил, решил жениться, пожалуйста, никто тебе не мешает. Но ты хоть предупреди, хоть скажи, чтоб я знал. А то вдруг ни с того, ни с сего получаю эту писульку.

Он достал из планшета лист из тетради в клеточку, и Алтынник, все еще всхлипывая, но уже гораздо спокойнее, увидел знакомый почерк: В виду не устойчивого морального облика моего мужа Алтынника Ивана, прошу не от пускать его в увольнение, что бы избежать случайного знакомства с женщинами легкого по ведения и сохранить развал семьи, более не желательные по следствия. К сему… И какая-то закорючка и в скобках печатными буквами: Алтынник. Дочитал Алтынник этот документ до конца, задержал взгляд на подписи и почувствовал, как губы его опять поползли в разные стороны и он снова заплакал, да так безутешно, как не плакал, может быть, с самого детства,

В сентябре отпускали первую очередь демобилизованных. Оказалось их в эскадрилье всего восемь человек, в том числе и Алтынник. Накануне вечером Ишты-Шмишты произнес перед строем торжественную речь и каждому из восьми выдал по грамоте. Пришел он и утром после завтрака, когда демобилизованные вышли на линейку с чемоданами. Явился в парадной форме, которую за два десятка лет службы носить так и не научился. Ремень на боку, фуражка на ушах. Алтынник, как старший по званию, скомандовал смирно.

– Вольно, – сказал майор. Прошел перед строем. – Ишь ты, шмиш ты, собрались. Рады небось? Надоело? – Воровато оглянувшись, он сказал шепотом: – Да мне, если честно сказать, самому надоело. Во! – ребром ладони он провел по горлу.

Демобилизованные засмеялись, и вместе со всеми Алтынник. И, может быть, первый раз за все время он понял, что Ишты-Шмишты, в сущности, неплохой мужик и что, как видно, ему, несмотря на то, что он майор, летчик первого класса, получает кучу денег, здесь тоже несладко.

Майор пожал каждому руку, пожелал всего, чего желают в таких случаях. Алтынник скомандовал налево и шагом марш, и демобилизованные пошли к проходной не строем, а так – кучей.

Машину им, конечно, не дали. Вчера, говорят, Ишты-Шмишты поругался из-за этого с командиром полка. А идти до станции предстояло километра три с вещами.

Уже подходя к КПП, встретили Казика Иванова с сумкой. Кинулись в последний раз к нему – нет ли писем.

– Тебе есть, – сказал Казик Алтыннику.

– От кого?

– Из Житомира.

– Возьми его себе, – махнул рукой Алтынник.

– Договорились, – засмеялся Казик и поманил Алтынника в сторону. – Слушай, там тебя на КПП баба какая-то дожидается.

– Какая баба? – насторожился Алтынник.

– Не знаю, какая. С ребенком. Говорит: жена.

У Алтынника руки опустились.

– Ребята, вы идите, – крикнул он остальным, – я сейчас догоню!

Подумав, он решил двинуться через дальнюю проходную, бывшую в другом конце городка. Но, когда вышел за ворота, первый человек, которого он увидел, был Борис. В новом синем костюме, в белой рубашке с галстуком, Борис разговаривал с часовым. Увидев Алтынника, Борис заулыбался приветливо и пошел навстречу, Алтынник опустил чемодан на землю.

– Ты чего здесь делаешь? – спросил он хмуро.

– Да это все Людка панику навела. – Борис засмеялся. – Пойди, говорит, там покарауль, а то он, может, не знает, что мы здесь стоим. – Он повернулся в сторону главной проходной и, приложив ко рту ладонь, закричал:

– Людка! Давай сюда!

Алтынник растерялся. Что делать? Бежать? Да куда побежишь с чемоданом? Догонят.

А Людмила с белым свертком, перевязанным синей лентой, уже приближалась.

– Не плачь, не плачь, – бормотала она на бегу, встряхивая сверток, – вот он, наш папочка дорогой. Вот он нас ждет. Не плачь.

Она перехватила сверток в левую руку, а правую, не успел Алтынник опомниться, обвила вокруг его шеи и впилась в его губы своими. Не резко, но настойчиво отжал он Людмилу от себя, отошел в сторону и рукавом вытер губы.

– Чего это? – спросил он, кивая на сверток.

– Чего, – хмуро передразнил Борис. – Не чего, а кто. Это человек.

– Это твой сынок, Ваня, – подтвердила Людмила. – Петр Иванович Алтынник.

Из свертка послышался какой-то писк, который, по всей вероятности, издал Петр Иванович. Людмила снова стала подбрасывать его и бормотать:

– Ну-ну, не плачь, Петенька, птенчик мой золотой. Твой папка тут, он тебя не бросит.

Алтынник прошелся вокруг чемодана.

– Вот что, Людмила, – сказал он негромко, – ты меня ребенком своим не шаржируй, потому что я не знаю, откуда он у тебя есть, и никакого к нему отношения не имею. Что касается всего остального, то я нашу женитьбу ни за что не считаю, потому что вы завлекли меня обманом в виде нетверезого состояния.

Он взял станцию.

– Ой, господи! Ой, несчастье! – запричитала и засеменила рядом Людмила.

– Обманули! – закричала она неожиданно тонким и противным голосом. – Обманули!

Алтынник прибавил шагу.

– Петенька! – закричала Людмила свертку, – Сыночек! Обманул тебя папка! Бросил! Родной папка! Сиротинушка ты моя горемычная!

Алтынник не выдержал, остановился. Оглянулся на проходную, там уже высыпали и с любопытством смотрели свободные солдаты из караульного помещения.

– Людмила, – сказал он проникновенно. – Я тебя прошу, оставь меня в покое. Ты же знаешь, что я тут ни при чем,

– Да как же – ни при чем, – подошел Борис. – Ведь ребенок весь в тебя, как вылитый. У нас вся деревня, кому ни показывали, говорит: капля воды – Иван. Да ты сам погляди. Людка, не ори, дай-ка сюда робенка.