Пауло Коэльо - Одиннадцать минут

Если же она начинала тосковать в разлуке или корить себя за то, что вела себя неправильно во время их последней встречи, то говорила себе:

«А-а, ты желаешь думать об этом? Ну и на здоровье – думай, а я займусь делами поважней».

И бралась за чтение или – если шла по улице – внимательно приглядывалась и прислушивалась ко всему, что окружало ее, – к краскам, звукам, лицам, к стуку собственных каблучков, к шелесту переворачиваемых страниц, к проезжавшим мимо машинам, – ловила обрывки разговоров. И неприятная мысль истаивала и исчезала. А если через пять минут возникала вновь, Мария повторяла все сначала, и тогда воспоминания, не отбрасываемые, а мягко отстраняемые, уходили надолго.

Не давала ей покоя мысль о том, что она, быть может, никогда больше не увидит Ральфа. Но и ее, благодаря новообретенному навыку и терпению, удавалось переплавить в нечто радостное: я уеду, думала Мария, и Женева навсегда воплотится в образ этого человека с детской улыбкой, низким голосом, длинными, вопреки нынешней моде, волосами. И она воображала, что, когда спустя много-много лет спросят ее, как понравился ей город, где побывала она в юности, она ответит: «Хороший город. Там можно любить и быть любимой».

Запись в дневнике Марии, сделанная в тот день, когда в «Копакабане» было мало посетителей:

Насмотревшись и наслушавшись, я пришла к выводу, что секс люди в большинстве своем используют как наркотик – чтобы сбежать от действительности, забыть о своих проблемах, расслабиться. И, как всякий наркотик, он обладает пагубным и разрушительным действием.

И если человек одурманивает себя – не важно, сексом ли или другим наркотиком, – это его дело: последствия будут лучше или хуже в зависимости от того, что он сам для себя выбрал. Но если речь зашла о преуспевании и жизненном успехе, следует понимать: «недурно» – это совсем не то же самое, что «хорошо».

Напрасно полагают мои клиенты, будто сексом можно заниматься в любое время дня и ночи. В каждом из нас тикают биологические часы, и для гармонического соития стрелки у обоих партнеров должны одновременно подойти к одной и той же цифре. А такие совпадения случаются далеко не всегда. Но тому, кто любит, половой акт для счастливого самоощущения не нужен. Мужчина и женщина – если они вместе, если они любят друг друга – должны сверять свои часы, подводить стрелки, действуя терпеливо и упорно, используя игру и некие «театральные» представления – до тех пор, пока не поймут, что их совокупление – это не просто механическое соединение, а «объятие», в котором сливаются не только их половые органы.

Здесь важно все. Человек, живущий интенсивно, наслаждается каждой минутой бытия и не ощущает нехватки секса. А уж если занимается им – то от избытка сил и чувств, ибо вино, доверху наполнив стакан, неминуемо перельется через край, ибо он повинуется зову и призыву жизни, ибо в этот – и только в этот момент – удается ему потерять власть над собой.

P.S. Перечла написанное. Матерь Божья, я уж не просто умная, а заумная!!!

Через несколько минут после того, как это было написано и Мария приготовилась еще одну ночь побыть Любящей Матерью или Наивной Девочкой, открылась дверь и в «Копакабану» вошел англичанин Теренс, один из особых клиентов.

Милан, стоявший за стойкой бара, явно обрадовался – бразильянка его не разочаровала. А Мария тотчас вспомнила слова, которые могли значить так много, а могли и не значить ровным счетом ничего: «боль, страдание и огромное наслаждение».

– Я прилетел из Лондона специально, чтобы тебя повидать. Я много думал о тебе, – сказал Теренс.

Мария улыбнулась, стараясь, чтобы ее улыбка не выглядела подбадривающей и обнадеживающей. Теренс снова, как тогда, не выполнил ритуал – не предложил ей ни выпить, ни потанцевать, а просто подсел за столик.

– Когда учишь кого-то чему-нибудь, кое-что новое открываешь и для себя.

– Я знаю, о чем ты говоришь, – ответила Мария, вспоминая Ральфа Харта и злясь на себя за это воспоминание. Перед ней – другой клиент, его надо обслужить и сделать все, чтобы он остался доволен.

– Пойдем?

Тысяча франков. Потаенная Вселенная. Взгляд Милана из-за стойки. Уверенность в том, что сможет в любой момент остановиться. Тот, другой мужчина, который пропал и глаз не кажет.

– Ты торопишься? – спросила она.

– Да нет... А что? – ответил Теренс.

– А то, что я хочу выпить свой коктейль, потанцевать. И еще хочу, чтобы к моей профессии относились с уважением.

Он заколебался было, но счел, что, в конце концов, это – часть спектакля, где один доминирует, другой подчиняется, а потом роли меняются. Он заказал ей коктейль, потанцевал, попросил вызвать такси и, пока ехали, вручил Марии деньги. Отель оказался тем же. Теренс, войдя, кивнул портье-итальянцу, как и в первый раз, и они поднялись в тот же самый номер с видом на реку.

Теренс чиркнул спичкой, и Мария только теперь увидела десятки свечей, расставленных по всему номеру. Он начал зажигать их одну за другой.

– Ну, что ты хочешь знать? Почему я такой? Почему ты, если не ошибаюсь, была в восторге от той ночи, которую мы провели вместе? Ты хочешь знать, почему ты – такая?

– Нет, я просто подумала, что у нас в Бразилии говорят: одной спичкой больше трех свечей не зажигай – плохая примета. Но ты, видно, человек не суеверный?

Теренс пропустил вопрос мимо ушей.

– Ты – такая же, как я. И здесь находишься не ради тысячи франков, а потому что испытываешь чувство вины, зависимости, потому что страдаешь от своих комплексов и от неуверенности в себе. И это – ни хорошо, ни плохо: такова твоя природа.

Он защелкал кнопками пульта, переключаясь с канала на канал, пока не остановился на программе новостей, где показывали беженцев, спасавшихся от войны.

– Видишь? Тебе приходилось, наверное, смотреть передачи, где люди обсуждают свои личные проблемы на виду у всего мира? Ты видела газетные заголовки и обложки журналов? Мир получает наслаждение от страдания и боли. На первый взгляд – садизм, а на самом деле, если сообразить, что нам для счастья вовсе не нужно знать всего этого, а мы не отрываемся от зрелища чужой трагедии и порой страдаем из-за нее, – мазохизм.

Он наполнил два фужера шампанским, выключил телевизор и снова начал зажигать свечи, пренебрегая бразильскими суевериями.

– Повторяю: это – в природе человека, это его суть. С тех пор как нас изгнали из рая, мы или страдаем, или причиняем страдания другим, или наблюдаем за этими страданиями. И с этим не совладать.

За окном послышались громовые раскаты – надвигалась большая гроза.

– Не могу, – ответила Мария. – Мне кажется нелепым представлять себя твоей рабыней, а тебя – учителем и повелителем. Чтобы встретиться со страданием, не нужно никакого «театра» – жизнь предоставляет нам эту возможность чуть ли не на каждом шагу.