Пауло Коэльо - Одиннадцать минут

Ты всегда строила планы на будущее, сказала она себе. И настоящее неизменно ошеломляет тебя. И подумала о том, что обрела себя благодаря независимости, отчаянию, страданию, обрела – и тотчас снова столкнулась с любовью. Хорошо бы, чтоб – в последний раз.

А самое забавное – что ее коллеги порой обсуждали, как им было хорошо с тем или иным мужчиной, толковали о неземных восторгах, иногда выпадавших на их долю, тогда как она, в сущности, была и осталась равнодушной к сексу. Она не решила свою проблему и в обычном совокуплении достичь оргазма ей было не дано, а потому половой акт стал для нее делом настолько обыденным и вульгарным, что едва ли когда-нибудь сможет она обрести в нем тот пыл, и жар, и радость, которые искала и жаждала.

А может быть, все дело в том, думала Мария время от времени, что правы ее родители и романтические книжки – без любви никакое удовольствие в постели невозможно.

Библиотекаршу, которую она считала своей единственной подругой, хоть никогда ей об этом не говорила, она застала в добром расположении духа. Был как раз обеденный перерыв, но Мария отказалась от предложенного сэндвича, поблагодарив и сославшись на то, что недавно завтракала.

– Долго, однако, вы изучали эту книжку.

– И все равно ничего не поняла.

– Помните, о чем вы попросили меня однажды?

Мария, разумеется, не помнила, но по лукавой улыбке, заигравшей на лице библиотекарши, догадалась, о чем шла речь. О сексе.

– Когда вы как-то раз пришли сюда за литературой такого рода, я решила обревизовать все, что тут у нас имеется в наличии. Оказалось – немного, и я сделала заказ, поскольку мы должны просвещать юношество.

Тогда им не придется учиться этому наихудшим из всех возможных способом – у продажных женщин.

Библиотекарша указала на тщательно завернутую в коричневую бумагу стопку книг в углу.

– Разобрать пока еще не успела. Только мельком проглядела и, знаете, пришла в ужас от того, что увидела.

Ну да, можно было наперед сказать, о чем пойдет сейчас речь – об акробатических позициях, о садомазохизме и прочем. Лучше извиниться, спохватиться, что пора, мол, на работу (она, правда, еще не придумала, где она работает – в банке или в каком-нибудь магазине; врать – дело утомительное, тут главное – ничего не перепутать).

Мария поблагодарила и стала уж было приподниматься с места, готовясь уйти, но библиотекарша продолжала:

– Вы тоже будете ошеломлены. Вот, например, вы знаете, что клитор был открыт совсем недавно?

Открыт? Недавно? Ну да, не далее как на этой неделе кто-то прикасался к этой части ее собственного тела, найдя его так споро и ловко – несмотря на полную темноту, – что сомнений не было: эта область ему хорошо известна.

– Его существование было официально признано лишь в 1559 году, после того, как врач по имени Реальдо Колумбо выпустил в свет книгу «De re anatomica». А до тех пор, полтора тысячелетия нашей эры, о нем никто понятия не имел. Колумбо описал его в своем исследовании, назвав «органом красивым и полезным». Можете себе представить?

Обе рассмеялись.

– А два года спустя, в 1561, другой медик, Габрил-ле Фаллопио заявил, что честь этого открытия принадлежит ему. Нет, вы только подумайте! Двое мужчин разумеется, итальянцы, им и карты в руки – спорят, кто первым ввел клитор в мировой обиход!

Разговор был занятный, но продолжать его Мария не желала – прежде всего потому, что при одном только воспоминании о завязанных глазах, о руках, которые скользили по ее телу, безошибочно находя самые чувствительные точки, она, как выражались в «Копакабане», «потекла» – и сильно. Получается, что она не умерла для секса, этот человек каким-то колдовским образом воскресил ее. Как хорошо быть живой!

А библиотекарша между тем воодушевлялась все больше:

– Но даже после того, как клитор был открыт, должного внимания ему не уделяли, скорее – напротив, – продолжала она, на глазах превращаясь в высокую специалистку по клиторологии или как там называется эта научная дисциплина. – Оказывается, то, что мы сегодня читаем в газетах об африканских племенах, у которых принято ампутировать клитор, чтобы лишить женщину права на наслаждение, – совсем не ново. У нас в Европе, в XX веке проводятся подобные операции, ибо принято было считать, что эта маленькая и не несущая никакой полезной функции анатомическая деталь есть источник истерии, эпилепсии, супружеской неверности и бесплодия.

Мария, прощаясь, протянула руку библиотекарше, но ту было никак не унять.

– Мало того: наш любимый Фрейд, основатель психоанализа, утверждал, будто оргазм у нормальной женщины должен сдвигаться от клитора к влагалищу. А самые рьяные из его последователей, развивая положения своего учителя, с пеной у рта доказывают, что клиторальное возбуждение свидетельствует об инфантильности, либо, что еще хуже, – о бисексуальности.

Тем не менее, как все мы знаем, очень трудно получить оргазм исключительно путем обычного полового сношения. Приятно, когда тобой обладает мужчина, но центр наслаждения заключен в этом крохотном бугорке, открытом неким итальянцем!

Мария, плохо слушавшая ее слова, вынуждена была признать, что Фрейд просто-таки ее имел в виду – вероятно, она инфантильна, если ее оргазм к влагалищу не смещался. А может, Фрейд ошибся?

– А что вы скажете о точке «G»?

– Простите, а где это?..

Библиотекарша покраснела, поперхнулась, но все же нашла в себе мужество ответить:

– Сразу же при входе, на первом этаже, окошечко, выходящее на задний двор.

Просто гениально! Она описывает влагалище как дом! Должно быть, вычитала это объяснение в каком-нибудь пособии по половому воспитанию девочек: после того как кто-нибудь постучит и войдет, он обнаружит внутри собственного тела всю вселенную. А она, занимаясь мастурбацией, всегда отдавала предпочтение этой самой точке «G» перед клитором, потому что в последнем случае ощущения бывали какие-то двойственные: наслаждение было почти мучительным, сопровождалось смутной тоской и неразрешимым томлением.

Нет уж, да здравствует первый этаж и окошечко, выходящее на задний двор.

Видя, что библиотекарша замолкать не собирается – вероятно, думает, что нашла в ней товарища по несчастью, то есть по загубленной сексуальности, – она помахала ей рукой, вышла и заставила себя отвлечься на любую ерунду, потому что не тот сегодня был день, чтобы размышлять о прощаниях, разлуке, клиторе, возрожденной девственности или точке «G». Она стала прислушиваться к звукам – звонили колокола, лаяли собаки, звенел по рельсам трамвай. Постукивали каблуки по тротуару, слышалось дыхание, вывески обещали все, что душе угодно.

Ей совсем не хотелось возвращаться в «Копакабану», но она чувствовала себя обязанной довести работу до конца, а почему – неизвестно: в конце концов, необходимую сумму давно уже удалось собрать. В этот день она могла бы пройтись по магазинам, поговорить с управляющим банком – тоже, между прочим, ее клиент, – обещавшим помочь с текущим счетом, могла бы выпить кофе, отправить по почте кое-что из вещей, не умещавшихся в чемоданы. Как ни странно, на душе у нее было невесело, и она не могла понять отчего. Оттого, быть может, что оставалось всего две недели. Надо было бы пройтись по городу, взглянуть на него другими глазами, порадоваться, что смогла все пережить и преодолеть.