Кен Кизи - Порою нестерпимо хочется...

– Ты! Вы все и вся твоя семья… ты, ты хуже дьявола со своим упрямством!

– Дженни! Ради Бога, не хочешь выпить? Тедди, угости Дженни. – Я веду себя так же, как и у Стоукса, словно ничего не происходит. Провались я в тартарары, если подам им вид. Может, со слухом у меня и не так хорошо, как раньше, но уж что-что, а вид я делать умею. Дженни берет стакан, который ей налил Тедди, но это ее ничуть не успокаивает. Она высасывает его, не отрывая от меня глаз. Похоже, она что-то затевает. Хотя, с другой стороны, она всегда была ко мне небезразлична. Покончив с виски, она ставит стакан и заявляет: «Как бы там ни было, а закончить вам не удастся. Только не к Дню Благодарения. Этому не бывать».

Я только улыбаюсь и пожимаю плечами, словно мне совершенно непонятно, что это она говорит о Дне Благодарения. И все же интересно, что это ее грызет. Может, и ей стало непросто добывать свои жертвы, когда все так обнищали и черномазым уже не хватает на выпивку, чтобы как следует надраться. Может быть. Эти дела на всех повлияли. А у Дженни, верно, уж и штаны вспотели от похоти. Она продолжает пялиться на меня, а потом повторяет, что никому не удастся закончить к Дню Благодарения. Я отвечаю, что, конечно, страшно извиняюсь, но мне совершенно непонятно, к чему она клонит. Она снова берет стакан, опять ставит его на стойку и еще раз повторяет: «Нет, это вам не удастся». На этот раз каким-то странным голосом, и меня это задевает. Достаточно задевает, и я спрашиваю:

– Что это мне не удастся? Я не понимаю, о чем ты. А кроме того, что это мне может помешать?

А она говорит:

– Я отомщу тебе, Генри Стампер… Я уже целую неделю колдую с костями летучих мышей…

– Кости летучих мышей мне помешают? Ну вы, индейцы, даете…

– Нет. Не только кости летучих мышей, не только…

– Тогда что же еще? – спрашиваю я с некоторым трепетом. – Что же еще участвует в твоих злобных кознях?

– Луна, – отвечает она, – луна, – и направляется в сторону женского туалета, оставляя меня размышлять над этим…

Посетители бара разочарованно возвращаются к своим напиткам и беседам; им, понимаешь ли, взбрендило, что Дженни и вправду удастся достать старую черепаху. Но когда она начинает нести свой бред про луну и звезды, они решают, что нет… А забыв о Дженни, они снова принимаются что-то чертить пальцами на запотевших столах, надеясь на какие-нибудь происшествия.

И лишь Генри относится к словам Дженни всерьез. «Луна?» Он медленно допивает виски… «Луна, а?» – нахмурившись, повторяет он. Затем не спеша достает из кармана бумажник. «А что, если?..» Он достает крохотную книжицу из специального отделения бумажника, перелистывает ее и, остановившись на нужной странице, скользит черным сломанным ногтем по колонкам цифр. «Поглядим. Ноябрь. А что, если?..» Потом резко запихивает и бумажник, и книжицу в карман и выходит на улицу. «Господи… а если она не все сказала?» Он мчится к востоку, прочь из города, не тормозя на перекрестках и даже не вспомнив, что обещал заехать за Ли. Подъехав к лесопилке, он сворачивает с шоссе и кричит Энди:

– Как они там?

Энди багром отгоняет на место огромное бревно; маленькая моторная лодка, которой он пользуется для отлова бревен, покачивается у входа в запань.

– Очень неплохо! – кричит он в ответ. – Около десяти штук. И таких здоровых, что я в жизни не видал больше.

– А как уровень воды? Поднимается, да?

– Есть немного, а что? Не так уж высоко, нам не помешает…

– Но ведь сейчас отлив. А она поднимается. Разве сейчас не отлив?

И прежде чем Энди успевает ответить, Генри бросает взгляд на реку: обломки коры и веток продолжают быстро нестись к океану. Слегка смутившись, Энди залезает в лодку и разворачивает ее, чтобы проверить отметку на ближайшей свае и убедиться, что он не ошибся. Нет, все верно. Несмотря на отлив, вода поднимается, и довольно быстро. «Ага, – произносит он, не оборачиваясь, – отлив, и одновременно она поднимается. Что из этого следует, дядя Генри? Что означает повышение воды при отливе?»

Но старик уже завел пикап и рванул к шоссе. «Луна. Луна, а? Ну что ж, может, и луна. О'кей, луна. Но мы еще посмотрим, кто кого. Я и луну уделаю…»

Когда амазонка наконец впускает меня в кабинет, врач даже не соизволяет появиться, несмотря на мое жалостное, истрепанное лихорадкой состояние, и моим лечением занимается сестра. А доброго доктора я увидел лишь после того, как она завершила свои процедуры и провела меня в другой кабинет, где в допотопном вращающемся кресле вздыхала туша, попавшаяся в силки белого халата.

– Леланд Стампер? Я – доктор Лейтон. У вас есть минутка? Садитесь.

– Похоже, у меня гораздо больше минутки – я жду, когда за мной заедет отец, но, если вы не возражаете, я предпочитаю постоять. Дань пенициллиновой инъекции.

Доктор раздвигает в улыбке свои багровые челюсти и протягивает мне золотой портсигар.

– Куришь?

Я беру сигарету и благодарю его. Пока я прикуриваю, он со злодейским видом откидывается на спинку кресла и устремляет на меня такой взгляд, которым деканы обычно одаривают сбившихся с пути второкурсников. Я терпеливо жду, когда он приступит к лекции, удивляясь: неужели ему больше не на что тратить свое драгоценное время, как на юного незнакомца, склонного к адюльтеру? Он глубокомысленно закуривает и тяжело выдыхает дым. Я изо всех сил пытаюсь напустить на себя вид нетерпеливого ожидания, но что-то в манере его поведения, в том, как он держит паузу, обращает мое ожидание в неловкость.

Естественно, я полагал, что он призвал меня для того, чтобы передать брату Хэнку очередное послание от возмущенных горожан, как это происходило с каждым доступным Стампером, но вместо этого он вынул сигарету из своего толстого красного рта и сказал:

– Я просто хотел на тебя посмотреть. Потому что твои ягодицы навевают на меня некоторую ностальгию: так уж случилось, что в моей практике твоя задница была одной из первых, которую я извлек при тазовом предлежании. Видишь ли, ты родился, когда я только начал здесь работать.

Я сообщил ему, что и этот объект он бы мог лицезреть, если бы несколько минут назад вышел из своего кабинета.

– Ну, задницы не сильно меняются. В отличие от лиц. Кстати, как твоя мама? Мне было очень жаль, когда вы оба уехали отсюда…

– Она умерла, – вяло ответил я. – Вы разве не слышали? Уже почти год. Что-нибудь еще?

Кресло под ним жалобно скрипнуло – он наклонился вперед.

– Горько слышать. – Он стряхнул пепел в корзину под столом. – Больше ничего. – Он взглянул в карту, принесенную ему сестрой. – Просто зайди денька через три. И береги себя. Да, и передай привет Хэнку, когда…

– Беречь себя? – выпучил я глаза. Жирное лицо на моих глазах преобразилось из тучного доктора в убийцу-профессионала. – Беречься?