Кен Кизи - Порою нестерпимо хочется...

– Мы сделали, мы! – кричал он, подбираясь к предмету. – Я и лебедка. Мы одолели и болота, и деревья, всех. – Своими вставными челюстями он выщелкивал слова, как мокрые игральные кости. Потом, сделав паузу, он приладил зубы поудобнее, а заодно поправил и гипс. «Известняк, – блаженно подумал я, по мере того как ликер начал подниматься к глазам, выводя Генри из фокуса, – известняк, мел и слоновая кость. Зубы, конечности, голова – из живой легенды во плоти он по одному мановению превращался в памятник самому себе, автоматически лишая работы какого-нибудь записного скульптора…»

– Сейчас я вам расскажу, как мы с лебедкой… О чем это я говорил? А-а, об этом старом времени, когда мы смазывали жиром полозья, гоняли волов, и обо всем этом шуме-гаме… Ну-ну-ну… – Он собирается, концентрируясь на прошлом. – Да, помню, как это было сорок лет назад: у нас был такой желоб, понимаешь, как огромное жирное корыто, спускавшееся к реке, и мы по нему скатывали бревна. Ба-бах! Летели со скоростью сто миль в час, как ракеты! Цццжжж – бац! И море брызг. Плыли себе к лесопилке. Ну вот, однажды повалили мы здоровенную елку, несется она себе и вот-вот уже полетит вниз, и тут я вижу – внизу плывет себе почтовая лодка! Вот это да! И вижу, они столкнутся – не миновать, и от лодочки останутся две половинки. Мамочка родная, дай-ка вспомнить, а кто в ней был-то? Не то ребята Пирса, не то Эгглстон с ребенком. А? Ну неважно, все равно картинка будьте-нате; а это бревно ну никак не остановить! Ладно, стало быть, аминь. Остановить-то нельзя, прикидываю я про себя, но можно ведь замедлить. Со скоростью молнии хватаю ведро, зачерпываю полное грязи и гравия и вскакиваю на эту чертову суку, пока она не разогналась. И несусь вниз, швыряя вперед на желоб грязь и гравий, чтобы притормозить. И она притормозила, можете не сомневаться; пусть на волос, но это задержало ее. Потом только помню: сломя голову несусь вниз, а Бен и Аарон вопят где-то рядом: «Прыгай, тупой ты черномазый, прыгай! Прыгай!» Я, конечно, ничего не стал им отвечать, потому что держался всеми руками и зубами, но если б смог, я бы им сказал – попробуйте-ка спрыгните, когда эта хреновина несется с такой скоростью, что в глазах темно. Да. Поищите таких болванов, которые станут прыгать с нее!

Он умолкает, берет у Хэнка бутылку, подносит ее к губам и принимается вливать содержимое внутрь с довольно-таки впечатляющим бульканьем. Оторвав бутыль ото рта, он подносит ее к лампе, хитро давая всем понять, что за один присест он уменьшил количество жидкости по меньшей мере дюйма на два.

– Не хотите промочить горло, мальчики? – протягивает он бутылку, подтверждая несомненность брошенного вызова блеском зеленых глаз старого сатира. – Нет? Не хотите? Ну а я не прочь. – И намеревается снова приложиться к горлышку.

– А дальше, дальше, дядя Генри! – не выдерживает Пискля, у нее не хватает терпения вынести этот спектакль.

– А дальше? Что дальше?

– Что случилось? – кричит Пискля, и двойняшки вторят ей. – Что было дальше?

И маленький Леланд Стэнфорд вместе со всеми сгорает от нетерпения и беззвучно молит: «Дальше, папа, что было дальше?..»

– Было дальше? – Он наклоняет голову. – А где было-то? Ничего не понимаю. – Вид невинный, как у козла.

– С бревном! С бревном!

– Ах с бревном! Дайте-ка вспомнить. Это вы про бревно, на котором я ехал верхом навстречу неминучей смерти? Гм-гм-гм, что же там было?.. – Он закрывает глаза и, погрузившись в размышления, трет переносицу своего крючковатого носа; даже ко всему безучастные тени сползаются поближе, чтобы послушать его. – Ну и вот, в самый последний момент у меня мелькает мысль: «А не попробовать ли запихать ведро под эту гадину?» Я бросаю ведро вперед на желоб, но бревно только поддает его, и оно, звеня и громыхая, несется впереди, и каждый раз, как мы его нагоняем, бревно отмахивается от него, как от надоедливого слепня, – и тут, сукины дети, я думаю: ребята, а вы видели, что придумал Тедди у себя в баре против мух? Я такой хитрой штуковины в жизни не видал…

– Бревно! Бревно! – кричат дети. «Бревно», – откликается во мне маленький

мальчик.

– А? Да. Так вот, сэр. В общем, я понял, что мне ничего не остается, лишь нырять. И я прыгнул. И надо же такому случиться – зацепился подтяжками за сук! И вот мы с этой елкой летим в синюю пропасть прямо на лодку – и врезаемся! если вам угодно знать; потому что все мои попытки погеройствовать с ведром и все такое были все равно что плевать против ветра – все равно мы врезались! Раскололась она, письма разлетелись во все стороны, как от урагана, а парень – тот прямо в воздух взлетел, – да, это был Пирс, потому что, припоминаю, они с братом по очереди ездили, и второй потом очень переживал, что тот утонул и ему приходилось все делать одному.

– А ты?

– Я? Боже милостивый, Пискля, голубка, я думал, ты знаешь. Твой дядя Генри погиб! Неужели ты думаешь, что человек может остаться жив после такого прыжка? Я погиб!

Голова Генри откидывается и рот разевается в смертельной агонии. Дети в немом ужасе взирают на него, пока живот старика не начинает колыхаться от хохота.

– Генри, ты! – негодующе кричат близнецы. – А-а-а! – Пискля, шипя от ярости, принимается пинать его костыль. Генри хохочет до слез.

– Погиб, разве вы не знали? Погиб йиии-хи-хо, погиб йии-хи-хи-хо!

– Ну, Генри, ты пожалеешь об этом, когда я вырасту!

– Йии-хи-хи-хо-хо!

Хэнк отворачивается смеясь:

– Господи, ты только посмотри на него! Бальзам Гилеада совсем лишил его рассудка.

Джо Бен заходится в приступе кашля. Когда к Джо возвращается способность дышать, из кухни появляется Вив с подносом и чашками.

– Кофе? – Пар горностаевой мантией окутывает ей плечи, и, когда она поворачивается ко мне спиной, я вижу, что он переплетается с ее волосами и спускается вниз шелковой лентой. Джинсы у нее закатаны до середины икр, и когда она нагибается, чтобы поставить поднос, медные заклепки подмигивают мне. – Кому сахар?

Я молчу, но чувствую, как у меня начинают течь слюнки, пока она разносит чашки.

– Тебе, Ли? – Поворачивается, и легкие, как перышки, тенниски словно вздыхают на ее ногах. – Сахар?

– Да, Вив, спасибо…

– Принести тебе?

– Ну… да, ладно.

Только для того, чтобы еще раз увидеть это подмигивание на пути в кухню.

Хэнк наливает бурбон себе в кофе. Генри пьет прямо из горлышка, чтобы восстановить силы после своей безвременной кончины. Джэн берет Джо Бена за руку и смотрит на его часы, после чего сообщает, что детям давным-давно пора быть в постели.

Вив возвращается с сахарницей, облизывая тыльную сторону своей руки.

– Залезла пальцем. Одну или две ложки? Джо Бен встает.

– О'кей, ребятки, пошли. Все наверх.

– Три. – Никогда ни до, ни после я не пил кофе с сахаром.