Александр Энгельгардт - Письма из деревни

Попробовав «нови», народ повеселел, а тут еще урожай, осень превосходная. Но недолго ликовали крестьяне. К покрову стали требовать недоимки, разные повинности, – а все газеты виноваты, прокричали, что урожай, – да так налегли, как никогда. Прежде, бывало, ждали до Андриана, когда пеньки продадут, а теперь с покрова налегли. Обыкновенно осенью, продав по времени конопельку, семячко, лишнюю скотинку, крестьяне расплачиваются с частными долгами, а нынче все должники просят подождать до пенек, да мало того, ежедневно то тот, то другой приходят просить в долг, – в заклад коноплю, рожь ставят или берут задатки под будущие работы, – волость сильно налегает. Чтобы расплатиться теперь с повинностями, нужно тотчас же продать скот, коноплю, а цен нет. Мужик и обождал бы, пока цены подымутся – нельзя, деньги требуют, из волости нажимают, описью имущества грозят, в работу недоимщиков ставить обещают. Скупщики, зная это, попридержались, понизили цены, перестали ездить по деревням; вези к нему на дом, на постоялый двор, где он будет принимать на свою меру, отдавай, за что даст, а тут у него водочка… да и как тут не выпить! Плохо. И урожай, а все-таки поправиться бедняку вряд ли. Работа тоже подешевела, особенно сдельная, например пилка дров, потому что нечем платить – заставляйся в работу. На скот никакой цены нет, за говядину полтора рубля за пуд не дают. Весною бились, бились, чтобы как-нибудь прокормить скотину, а теперь за нее менее дают, чем сколько ее стоило прокормить прошедшей весной. Плохо. Неурожай – плохо. Урожай – тоже плохо… 4

Весна. – Табличка батищевских урожаев 1871–1872 гг. – Вор ли мужик. – Ленив ли наш работник. – Особенности его характера. – Не знают меры работе. – Ретив ли чиновник. – Хозяйство после «Положения». – Необходимо изменить систему хозяйства. – О дороговизне рабочих рук. – Причина бедности крестьян – разобщенность в их действиях. – Губернская сельскохозяйственная выставка. – Починка фрака. – Pas de culture. – О некоторых необходимых удобствах. – Полушубок или пиджак. – Ружье на «случай». – Выставочный скот. – Градоотвод и корчевальная машина. – Наказанное легковерие

Весна. Опять прилетели грачи, опять потекли ручейки, опять запели жаворонки, опять у крестьян нет хлеба, опять…

– Ты что, Фока?

– Осьмину бы ржицы нужно: хлебца нетути, разу укусить нечего.

– Отдавать чем будешь?

– Деньгами отдам. К светлой отдам, брат из Москвы пришлет.

– А как не пришлет?

– Отслуживать будем, что прикажете.

– Ну, хорошо, работы у меня нынче много, разочту «что людям», то и тебе.

– Благодарим.

– Ступай за лошадью.

– Лошадь сбил лес возючи, – на себе понесу.

– Как знаешь, неси мешок.

– Мешок есть.

Фока, ухмыляясь, вытаскивает мешок из-под полы: он шел с уверенностью, что отказа не будет, – нынче никому почти отказа нет, – и только для приличия, что не в свой закром идет, спрятал мешок под зипун. Фока насыпался и потащил мешок в четыре с половиною пуда на плечах.

– А ты что, Федот?

– Хлебца бы нужно.

– Ты ведь брал!

– Мало будет; еще два куля нужно до «нови».

– А чем отдавать будешь?

– Деньгами отдам по осени: половину к покрову, другую к Николе; за могарыч десятину лугу уберу.

– Что же так много могарычу сулишь, или деньги замотать хочешь?

– Зачем замотать, – отдадим. Все равно без могарычу никто в долг не даст, лучше вам пользу сделать. В третьем годе я у И*** попа два куля брал тоже за могарыч; ему сад косил, более десятины будет, а хлеб-то еще плохой, сборный с костерем. Мы с братом насоветывалися: лучше, чем на стороне брать, у вас занять: дело ближнее, покос под самой деревней, косите вы рано; нам десятину убрать ничего не стоит, лучше своему барину по соседству послужить.

– Ну, хорошо; я тебя, впрочем, облегчу, – рожь в шести с полтиной поставлю.

– За это благодарим.

– Ступай за лошадью.

– Ячменцу бы еще с осминку нужно. Я за ячмень вам отработаю.

– На какую работу?

– Что прикажете, – лен будем брать, мять будем; может, сами в город ставить будете – отвезу.

– Хорошо. Расчет «как людям».

– Благодарим.

Федот ушел и через четверть часа вернулся в сопровождении Клима, Панаса, Никиты и почти всех остальных хозяев соседней деревни: он был послан вперед разведчиком.

– Нашим всем до «нови» хлеба нужно. Мы все возьмем: Климу I 1/ куля, Панасу 1 куль, Никите 2… Мы вам за могарыч весь нижний луг скосим, каждый двор по десятине.

– Хорошо; все будете брать?

– Все.

– Как Федот?

– Как Федот.

– Половину к покрову отдать?

– К покрову, когда конопельку продадим.

– Ну, хорошо. Конопли я у вас за себя возьму. К покрову ко мне в амбар ссыпайте.

– Слушаем.

Нынче никому почти отказу нет; нынешнею весною я всем даю в долг хлеб, кому на деньги, кому под работу, кому с отдачей хлебом, кому с могарычем, кому без могарыча, смотря по соображению. Потому, во-первых, что нынче у меня у самого всего много, а продажи на хлеб нет, во-вторых, я познакомился с народом, и народ меня знает; в-третьих, я повел хозяйство на новый лад, и работы всякой у меня много.

Да, в прошедшем году преуспело-таки мое хозяйство. Во всем у меня урожай. Судите сами – вот вам сравнительная табличка моих урожаев за 1871 и 1872 годы.

Всего уродилось вдвое, иного и втрое, против предыдущего года. Да и не в одном только хлебе урожай; в феврале прошлого года у меня было 90 ведер молока, а в феврале нынешнего – 200 ведер; в прошедшем году я продал 24 пуда масла, а в нынешнем 56 пудов. В прошедшем году у меня только одна овечка принесла парочку, а в нынешнем году все овцы котили по парочке и все ярочек… Во всем нынче благодать божья – одно только нехорошо, что хлеб (то есть рожь) дешев и никто его не покупает. Вот если бы при таком урожае да был неурожай у крестьянин, да рожь поднялась бы в цене до 12 рублей… Загреб бы денег.

Нынешний год рожь уродилась отлично, но никто ржи не покупает – рад хоть в долг под работы ее распустить.

На пшеницу, лен, пеньку, льняное семя всегда есть покупатели и цены всегда стоят хорошие; на овес хотя цены низки, но тоже есть покупатели, – ия, впрочем, овса не продаю, а весь скармливаю дома лошадям, скоту, свиньям, – но ржи никто не покупает. Лен, пенька, семя, овес покупаются для отправки в Ригу; рожь для отправки не покупали, и продать ее можно только на винокуренные заводы и крестьянам. Главные покупатели ржи – местные крестьяне, которые покупают ее для собственного пропитания.

В прошедшем, 1872 году, у нас был урожай хороший. Конечно, крестьянам хлеба до «нови» не хватит, но все-таки же не то, что в 1871 году, когда был неурожай и на рожь, и на яровое. У богачей-крестьян ржи уродилось более, чем нужно для собственного пропитания; у зажиточных крестьян своего хлеба хватит до «нови», у тех, которые покупали с марта, хватит до июня; у тех, которые покупали с января, хватит до марта, и т. д. У помещиков рожь тоже уродилась хорошо – все хотят продать, необходимо должны продать, потому что рожь составляет главную доходную статью помещичьих хозяйств, а между тем цен нет, и, главное, нет покупателей. Вот если бы у помещиков был урожай, а у крестьян неурожай, да если бы не было железной дороги, по которой, в случае неурожая, подвезут хлеба из степи, тогда другое дело, тогда рожь поднялась бы до 12 рублей и ценность работ понизилась бы.