Джеймс Джойс - Улисс

Безотрадное услаждение – согласно «Сумме теологии» св. Фомы Аквинского, грех, состоящий в том, что сознанию позволяют углубляться в дурные мысли. Прозвище брат-дикобраз дано было св. Фоме за остроту его аргументов и всестороннюю огражденность ими.

Через пески… – Закатные мотивы в этом абзаце перекликаются со стихами в конце драмы Шелли «Эллада» (1821).

Влачит… трашинит – превращения глагола «тащить» из языка в язык: славянский, латинский, немецкий, русский, итальянский.

Се раба лунная. – Ср. «Се раба Господня» (Лк. 1, 38).

Omnis саrо… – Пением этого псалма начинается католическая панихида.

Грядет он… устам . – Стихотворение, которое сочиняет Стивен, – небольшая вариация последней строфы стихотворения «Моя скорбь на море» – англ. перевода ирл. песни, сделанного Дугласом Хайдом (1860–1949) и помещенного в его сборнике «Любовные песни Коннахта» (1893). Хайд – один из активных деятелей Ирландского Возрождения, поэт, филолог, кельтолог; в конце жизни – президент Ирландии. Стивен цитирует также его стихи в эп. 9, а Джойс упоминает их в рецензиях «Ирландский поэт» и «Душа Ирландии» (1902).

Где грифель мой – «Гамлет», I, 5.

Епископ Клойнский – Беркли. Стивен замечает, что в теории зрения Беркли видимое пространство и предметы можно уподобить завесе, которая в ветхозаветном храме отделяет святое от святая святых (Исх. 26, 31–35); предметы – «цветные эмблемы» (ср. в начале эпизода – «цветные отметы») на этой завесе. По этой же теории, зрение воспринимает мир плоским, и только мысленно, а не зрительно мы воспринимаем расстояние между предметами в глубину.

Ходжес, Фиггис и К° – дублинские издатели и книготорговцы.

Стиви – так называет Стивена в «Портрете» его университетский друг Давин, разговор с которым, стало быть, и мелькает здесь в потоке сознания. Прототип Давина – Джордж Клэнси, пылкий патриот-националист, позднее погибший во время гражданской войны.

Слово, которое знают все – возвращающаяся тема в сознании Стивена. В прежних изданиях «Улисса», как и в новейшем, слово остается неведомым, однако в «Исправленном тексте» как главное изменение в эп. 9 была внесена вставка из рукописей Джойса, определяющая слово как «любовь».

Рады вам, как майским цветам – название ирл. сентиментальной песни.

Под ее укрытием… Боль далеко. – Этот пассаж включает название эклоги «Полуденный отдых фавна» Стефана Малларме (1842–1898) и перекликается с ее мотивами.

Эстер Освальт. – Кроме данного упоминания, это имя встречается у Джойса лишь в набросках к гл. V «Героя Стивена».

Любовь… что назвать себя не смеет – строка из стихотворения «Две любви» друга О. Уайльда лорда Альфреда Дугласа. Стихотворение фигурировало в судебном разбирательстве по поводу обвинения Уайльда в гомосексуализме.

Все или ничего – девиз героя драмы «Бранд» (1866) Ибсена. Творчество Ибсена имело в молодости значительное влияние на Джойса; в этой связи стоит сопоставить отказ Бранда посетить умирающую мать и отказ Джойса, а за ним и Стивена помолиться у смертного ложа матери.

Поток из озера Кок – завуалированно описывается отправление Стивеном малой нужды; Кок (cock) – половой член (англ.); однако в согласии с природой эпизода это также и название озерка приливных вод в тех местах, где бредет Стивен.

Извиваются водоросли… – Это описание, как и ряд других мест эпизода, близко перекликается с финалом гл. 4 «Портрета», едва ли не перепевая его: Стивен там тоже прогуливается в отлив, дремлет на берегу и покидает сцену с началом прилива.

Св. Амвросий Медиолианский (ок. 340–397) – один из крупнейших западных Отцов Церкви, епископ Миланский и наставник Блаж. Августина; лат. цитата – из его «Толкования на Послание к Римлянам», толкование на стих 8, 22: «Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне».

Отец твой спит на дне морском – вновь (см. эп. 1) Шекспир, «Буря», I. 2.

Игра слов: перинная гора – постельная перина и одновременно – гора Фезербед, возвышенность к югу от Дублина, неоднократно упоминаемая в «Улиссе».

Морскую смерть называет мягчайшей и предсказывает ее Одиссею Тиресий в Песни XI.

Древний отец Океан – одно из имен Протея у Гомера.

Пить хочется… Гроза – аллюзии на сцену распятия Христа.

Сверкая… разума – реминисценция евангельского текста Лк. 10, 18 о низвержении с неба Сатаны (Люцифера, «светоносца» (лат.)). Лат. цитата о Люцифере – из католич. службы Святой Субботы, с малым изменением; но в службе Люцифер – утренняя звезда и не отождествляется с Сатаной.

В шляпе, с посохом бреду, башмаки стучат – «Гамлет», IV, 5.

Несет нам радость новый год, о мать – строка из стихотворения «Майская королева» (1833) Альфреда Теннисона (1809–1892). Джойс относился весьма отрицательно и к стихам Теннисона, и к его роли официального «поэта-лауреата» викторианской Англии; Стивен, кому он передал это отношение, наделяет Теннисона насмешливым прозвищем Лаун-Теннисон (еще в «Портрете» он ниспровергал его как «рифмоплета»).

Клинк, сверхчеловек – словарь и некоторые идеи Ницше можно проследить и у Маллигана, и у Стивена; сам Джойс в 1904 г. подписался под одной открыткой Дж. Робертсу: Джеймс Сверхчеловек.

Сюжетный план. 8 часов утра – начало странствий Нового Одиссея. На роль его выбран дублинский еврей 38 лет, мелкий рекламный агент Леопольд Блум. Выбор требует замечаний. Во-первых, он сразу создает такое отличие новой одиссеи от древней: резкий сдвиг от коллективных, широких тем и ценностей к личным, индивидуальным, частным. Одиссей – царь, оторванный от своей родины войной; Блум – только муж, оторванный от своего дома интрижкой жены. В этом есть вызов; представляя делишки Блума странствиями Одиссея, Джойс не только вносит иронию, но и совершает переоценку ценностей. Только отдельный человек, его личность, чувства, проблемы имеют для него ценность и интерес. Войны же, революции и весь прочий всемирно-исторический антураж – лишь скучный абсурд, где к тому же масса лжи и жестокости. Еще в 1905 г. он писал брату: «Погоня за героикой – гнусная вульгарность. Я абсолютно убежден, что вся структура героизма – это записная ложь, и ничто не может заменить индивидуальную страсть в качестве движущей силы чего угодно». Следующий вопрос: почему Блум – еврей, если автор желает писать роман не с еврейским, а с дублинским колоритом, в Дублине же евреи – крохотное экзотическое меньшинство? Этот вопрос задавали автору много раз, и отвечал он по-разному, чаще уклончиво-лаконически, например, так: «Потому что он был им», – т. е. евреем был прототип Блума. Ясно, что тут следствие выдается за причину. Но в одном из ответов дан убедительный аргумент: «Мне подходил только иностранец. В то время евреи в Дублине были иностранцами. К ним не было вражды, а только презрение, которое люди всегда проявляют к незнакомому». В литературном методе Джойса обычная в романах всезнающая фигура автора-рассказчика устраняется и его функции в известной мере воспринимает главный герой. От Блума требовалось быть в гуще дублинской жизни, но иметь при этом некую дистанцированность, позицию наблюдателя. Этому же содействует и его безрелигиозность, невключенность ни в одну из религиозных общин. Помимо того, играл роль идейный мотив: одна из сквозных нитей романа – параллель судеб (угнетение, пленение, рассеяние…) и характера (дар слова, рассудительность, мягкость… – набор субъективен, конечно) ирландского и еврейского народов, Ирландии и Израиля (ср. эп. 7, 17 и др.).