Артур Дойл - Дело о золотом пенсне

Когда я смотрю на три увесистых тома с подробными записями о нашей работе в 1894 году, я вынужден признать, что, несмотря на обилие материала, мне трудно выбрать дела, которые были бы интересны сами по себе и в то же время в полной мере отражали необычайные способности моего знаменитого друга. Вот я листаю страницы и наталкиваюсь на жуткую историю о красной пиявке, вот рассказ о страшной кончине банкира Кросби, вот записи о трагедии в Эддлтоне и о том, какие странные вещи были найдены в древнем кургане. К этому году относится и прогремевшее дело о наследниках Смит-Мортимера, тогда же мы выследили и арестовали Юрэ – злодея, который орудовал на парижских бульварах. Между прочим, за это дело Холмс получил благодарственное письмо от президента Франции и орден Почетного легиона. Каждое из этих дел могло бы лечь в основу повествования, но все же самым необычным, на мой взгляд, было происшествие в Йоксли-Олд-плейс. В этом деле поражает не только загадочная смерть молодого Уиллоби Смита, но и дальнейшие события, открывшие нам совершенно удивительный мотив этого преступления.

Стоял конец ноября, и в тот день разразилась страшная буря. Время близилось к ночи. Весь вечер мы с Холмсом провели в молчании. Холмс, вооружившись сильной лупой, пытался разобрать остатки первоначального текста на палимпсесте [1] © Перевод. Г. Веснина, 2009. // Древняя рукопись, обычно пергаментная, с которой стерт первоначальный текст, а на его месте написан новый. , а я углубился в трактат о новейших достижениях в хирургии. На обезлюдевшей Бейкер-стрит бесновался ветер, дождь яростно хлестал в оконные стекла. Как странно, подумал я, ощущать железную хватку природы в самом сердце большого города, где на каждом клочке пространства на десять миль вокруг громоздятся творения человеческих рук; как странно сознавать, что могущественная примитивная стихия может смести с лица земли весь Лондон, как какой-нибудь кротовый холмик в чистом поле. Я выглянул в окно и посмотрел на пустынную улицу. Редкие фонари освещали раскисшую дорогу и блестящий от дождя тротуар. Со стороны Оксфорд-стрит, поднимая фонтаны брызг, катил в нашу сторону одинокий кеб.

– Хорошо, что нам не пришлось выходить из дома в такое ненастье, – сказал Холмс, откладывая в сторону лупу и сворачивая в рулон палимпсест. – На сегодня с меня хватит. Это занятие слишком утомительно для глаз. Насколько я понимаю, этот палимпсест представляет собой нечто вроде расходной книги Вестминстерского аббатства второй половины пятнадцатого века. Ба! Ба! Ба! Что это там?

Сквозь завывание и свист ветра я расслышал стук конских копыт и затем резкий скрежет колес. Кеб, который я ранее видел в окно, остановился у нашей двери, и на тротуар спрыгнул мужчина.

– Что ему могло понадобиться в такую погоду? – воскликнул я.

– Что! Ему понадобились мы! А нам, мой бедный Уотсон, понадобятся плащи, шарфы, галоши и прочие средства защиты от непогоды, придуманные человеком. Погодите-ка! Он отпустил кеб! Значит, есть надежда остаться дома. Если бы он хотел, чтобы мы поехали вместе с ним, он попросил бы кебмена подождать. Бегите вниз, мой дорогой друг, и откройте дверь, потому что слуги давно уже спят.

Как только ночной посетитель вошел в тускло освещенный холл, я сразу узнал его. Это был молодой, но подающий надежды детектив Стэнли Хопкинс. Холмс неоднократно принимал участие в его расследованиях.

– Он дома? – с надеждой спросил гость.

– Входите, уважаемый, – послышался сверху голос Холмса. – Надеюсь, вы не собираетесь тащить нас на улицу в такую ночь.

Детектив поднялся по лестнице, его непромокаемый плащ блестел под лампой. Я помог ему снять его, а Холмс пошевелил дрова в камине, от чего они вспыхнули ярким пламенем.

– Садитесь, мой дорогой Хопкинс, у камина и вытягивайте ноги к огню. Вам необходимо согреться, – сказал Холмс. – Вот вам сигара, а доктор знает рецепт средства, в которое входят вода и лимон, – очень полезного в такую ночь, как сегодня. Что же вас выгнало из дома в такое ненастье? Вероятно, это нечто действительное серьезное.

– Это правда, мистер Холмс. У меня был нелегкий денек. Преступление совершено в Кенте, в семи милях от Чатэма и в трех милях от станции. В три пятнадцать мне телеграфировали, в пять я был уже в Йоксли-Олд-плейс, провел там расследование, последним поездом вернулся на вокзал Чаринг-Кросс и оттуда сразу к вам. Вы уже читали о происшествии в Йоксли?

– Сегодня я не читал ничего свежее пятнадцатого века.

– Ну, не беда. Там был всего один абзац, да и то все неправда. Вы ничего не потеряли. А я потерял впустую целый день.

– Из чего я делаю вывод, что пока вы не пришли к определенному заключению?

– Я в полном недоумении. Просто не представляю, с какого конца взяться за дело. Это самый сложный случай из всех, что у меня были, хотя на первый взгляд дело проще простого. Нет никакого мотива – вот что не дает мне покоя, мистер Холмс, – полное отсутствие мотива. Есть убитый – это не подлежит сомнению, но нет ни малейших указаний на то, чтобы кто-нибудь мог желать ему зла.

Холмс раскурил сигару и откинулся на спинку стула.

– Изложите все факты, – сказал он.

– Факты очень просты, – сказал Стэнли Хопкинс. – Хотелось бы только понять, что за ними скрывается. А предыстория, насколько я выяснил, такова.

Несколько лет назад этот загородный дом – Йоксли-Олд-плейс – достался пожилому профессору по фамилии Корэм. Профессор – тяжелобольной человек, обычно полдня проводит в постели. По дому передвигается только с помощью палки. Иногда садовник вывозит его погулять в инвалидной коляске. Соседи, проживающие неподалеку, относятся к нему хорошо и считают его очень ученым человеком. Вместе с ним в доме проживают пожилая экономка миссис Маркер и горничная Сьюзен Тарлтон. Обе служат у него с момента его появления в доме, и обе отличаются чрезвычайно покладистым характером. Профессор пишет серьезный научный труд. Где-то около года назад он почувствовал, что ему необходим помощник, и нанял секретаря, однако вскоре уволил его за недостаточное усердие. Затем уволил и второго, но третий секретарь – очень молодой человек по имени Уиллоби Смит, поступивший к профессору прямо с университетской скамьи, оказался сущей находкой и блестяще справлялся со всеми обязанностями. По утрам он должен был вести записи под диктовку профессора, а по вечерам занимался подборкой различных ссылок и фактов, необходимых профессору для работы на следующий день. За Уиллоби Смитом не водилось никаких грехов, впрочем, как и за его предшественниками – выпускниками Кембриджа и Аппингема. Я видел его рекомендации – очень приличный, тихий, трудолюбивый юноша с абсолютно безупречной репутацией. И вот этот молодой человек встретил сегодня утром свою смерть при таких обстоятельствах, что иначе, как убийством, я это назвать не могу.