Олег Михайлов - Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин

– Не надо, Николай Семенович. Сейчас не до церемоний… – остановил его главнокомандующий и направился к группе офицеров, которые сушились у огня от октябрьских пронизывающих дождей.

– Сидите, сидите, господа! – с непритворной ласковостью и любезной простотой сказал он, подходя с их начальником к костру. – О чем, братцы, рассуждаете?

– Мы говорим, как бы поскорее подраться с французом! – смело отвечал капитан в забрызганной грязью по самый воротник шинели.

– Но ведь и так арьергард не знает покоя, – возразил Кутузов, усаживаясь на расстеленный ему плащ.

– Мы ждем, ваше высокопревосходительство, генеральной битвы! – возбужденно воскликнул молоденький подпоручик, у которого усики над верхней губой торчали, словно куриные перышки.

– Ах, господа, господа! – ласково улыбаясь, укорил их Кутузов. – Вы говорите: вам хочется подраться, пора подраться… А для чего? Об этом, верно, вы толком и не подумали. Ужели вы сомневаетесь, будто начальник не знает и не размыслил прежде, что и когда делать! В наше время начальникам повиновались слепо. Мы не рассуждали, для чего нам приказывается, а старались прежде всего точно исполнить повеленное. Не забывайте, господа! Беспрекословное повиновение начальникам есть душа воинской службы. Не тот истинно храбр, кто по своему произволу мечется в опасности, а тот, кто неукоснительно повинуется!..

Он оглядел офицеров и заключил:

– Вы желаете драться? Так, именно так должны отвечать русские офицеры! И мы подеремся, но только не теперь. Если Бонапарт опередит нас хоть часом, мы будем отрезаны! Если прежде него поспеем к Кремсу, то победим! И потому – в поход!..

Барабаны ударили тревогу, запели трубы. Солдаты, многие из которых шли уже босиком или в самодельных опорках, беззлобно ворчали:

– Тьфу, пропасть! Неужто опять отступаем? Все назад да назад! Пора бы и остановиться…

– И вестимо, пора, – отвечал им унтер-офицер Сергей Семенов. – Да наш дедушка, вишь, выводит Бонапартию из ущелья. Французу лафа лески да пригорки, а вот кабы сизого голубя да на чистый простор!..

– Да ведь озорники-то не охочи на чистоту, – басисто подхватил Мокеевич. – Да-да. Куда как не любят московского штычка!..

Так, беседой с воинами, сдабривали они горькие прогулки. У русского солдата своя природная стратегия, свой такт, и часто очень верный, потому что сопряжен со стойкостью и боевой отвагой, против которой редко устоит самый твердый практик военного искусства. Кутузов глубоко ценил эти качества. Но он постиг и коварный замысел противника.

Напрасно австрийские генералы настаивали на том, чтобы войска держались на занятой позиции. Русская армия выскользнула из сетей, расставленных Наполеоном.

Арьергард шел по мосту уже под неприятельскими выстрелами. Последним на левый берег перешли пионеры, заложившие пороховую мину. Гнавшиеся за ними французские конные егеря были на середине моста, как вдруг он с ужасным треском содрогнулся и несколько десятков неприятельских тел вместе с лошадьми поднялись в воздух с осколками камней и подъемной частью моста, обратившейся в мелкую щепу.

«Быстрое перемещение Кутузова на левый берег Дуная, – отмечает очевидец и участник этих событий, – изумило Наполеона и расстроило его планы. Цель его – разъединить и уничтожить русских – не состоялась. Самая надежда, что Мортье упредит нашу армию в Кремсе, не оправдала его ожиданий. Короче, все старания Бонапарта перехитрить Кутузова не удались. Тогда-то он убедился, что ведаться с русским полководцем будет для него труднее, чем с австрийскими».

Весь день 29 октября солдаты чистили ружья и оправляли кремни. При раздаче добавочных патронов Семенов сказал:

– Будет потеха! Французы перебрались на наш берег и теперь недалеко!..

Ярославцы радовались и отвечали своему унтер-офицеру:

– Пора, пора отколотить господ мусью порядком!..

В этот момент по всему стану разнеслось:

– Бугай! Сорвался с немецкой бойни!..

Как бы в предвестии близкой грозы, огромный бык ворвался в расположение Ярославского мушкетерского полка и принялся носиться, с ревом ломая шалаши. Незадачливый кашевар оказался на его пути и, окровавленный, был унесен на носилках, словно с поля боя. С полчаса мушкетеры гонялись за разбушевавшимся буяном и наконец угомонили его жердями, выдранными из шалашей. Хозяева не стали требовать быка, и солдаты делили меж собой жирную говядину в утешение за то, что он переломал десятка с два ружей и разорил у иных походные жилища.

Еще не успели ярославцы полакомиться как следует вкусным варевом, когда совсем иное зрелище понудило их оставить котлы. Большой дорогой, пересекавшей шумное военное становище, двигалась процессия из соседнего женского монастыря. Около ста молоденьких послушниц в белых шерстяных плащах и голубых тафтяных шляпках с откинутыми розовыми вуалями медленно шли за распятием. Трое дородных монахов-бенедиктинцев открывали шествие. Еще несколько монахов шагали по обе стороны, как бы в роли патрулей охраняя монастырских воспитанниц.

Солдатам девушки показались сошедшими с небес кроткими ангелами. Все смолкло. Ни смачного словечка, ни тем более грязной шутки. Сама природа, казалось, приветствовала их появление: расступились тучи, выглянуло такое редкое солнце, повеяло теплом и радостью.

– Добрый знак, дружище! – толкнул в бок Мокеевич Семенова.

– Верно! Это они служат панихиду по безбожнику-французу, – ответствовал тот.

Юные монахини бросали на солдат участливые взгляды, в которых угадывалось любопытство и отсутствие страха. Появившийся Дохтуров, маленький, невзрачный, но всегда исполненный мужества, приказал полковым начальникам готовиться к походу.

Ввечеру егерский, Московский и Ярославский мушкетерские полки расположились в Кремсе, на обширных площадях, примыкавших к Дунаю. Левый берег реки был уставлен батареями, которые время от времени пускали ядра по французам. Тотчас начиналась ответная канонада, впрочем не приносившая русским никакого урона. Мушкетеры и егери простояли так, вокруг разложенных огней, далеко за полночь. Напоследок прибежал дежурный генерал при Кутузове Инзов и потребовал Дохтурова к главнокомандующему. Воротясь через полчаса, Дмитрий Сергеевич велел полкам становиться в ружье.

У длинной каменной ограды солдаты пошереножно сложили ранцы и расставили часовых. После этого колонна потянулась из Кремса и сразу же очутилась среди гор и пропастей. Ночь была темная, падал мелкий дождь. Куда вели солдат, не знал никто.

– Ну что тут догадываться, – басил Мокеевич, накануне подшивший к прохудившимся вовсе сапогам куски сырой кожи от занесшегося к ним быка. – Разумеется, идем не к фраве на печь, а для свидания с басурманом. Он, чать, не думает, как нагрянем к нему на фриштык! [3] На фриштык – на завтрак (от нем. Friihstuck). ..