Антон Макаренко - Педагогическая поэма. Полная версия

Задоров что-то хотел сказать, но я закричал на него:

– Дисциплина! Я тебе приказываю! Понимаешь?

– Извините, Антон Семенович.

Пацаны последний раз дернули палками в подворотне, и мы все двинулись к колонии.

Нас остановил голос сзади. Мы оглянулись. В воротах стоял председатель.

– Товарищ заведующий, идите сюда!

– Чего я к вам пойду?

– Идите сюда, нам нужно вам сказать о важном деле.

Я направился к воротам. Хлопцы тоже зашагали, но председатель закричал:

– Нехай они стоят на месте, нехай не идут…

– Подождите меня, ребята, здесь.

Карабанов предупредил:

– В случае чего мы наготове.

– Добре.

Председатель встретил меня чрезвычайно немилостиво:

– Значит, как я представитель власти, идем сейчас в колонию и будем делать обыск. Бить меня по голове, а также и больного старика, который совсем не может выдержать такого обращения! Вам, как заведующему, безусловно, надо на это обратить внимание, а что касается этих бандитов, так мы докажем и разберемся, кто им потворствует.

За моей спиной уже стояли чрезвычайно заинтересованные колонисты, и Задоров страстно предложил:

– В колонию? Идем в колонию!.. Идемте обыск производить!..

Я сказал председателю:

– Обыска я не позволю делать, искать нечего, а если хотите поговорить, то приходите, когда проспитесь. Сейчас вы пьяны. Если ребята виноваты, я их накажу.

Из толпы колонистов выступил Карабанов и мастерски имитировал русский язык с великолепным московским выговором:

– Не можете ли вы сказать, товарищ, кто именно из каланистов ударил па галаве вас и этава бальнова старика?

Приходько со своим дрючком выразительно расположился на авансцене и принял позу Геракла Праксителя [91] Имеется в виду скульптура Праксителя (ок. 390–330 гг. до н. э.) – мифического героя Геракла . . Он ничего не говорил, но на его щеке один мускул ритмически повторял одну и ту же фразу:

– Интересно, что скажет председатель?

Председатель глянул на Карабанова и Приходько и малодушно сделал ложный шаг:

– Это мы потом разберем – мне так показалось.

– Вам паказалось, что вас ударили па галаве? – спросил Карабанов.

Председатель выразительно глянул в глаза Карабанова.

– До свидания, – сказал Карабанов.

Ребята галантно стащили с кудлатых голов некоторые подобия картузов, заложили руки в дырявые карманы брюк, и мы все двинулись домой, сопровождаемые прежним лаем собак и негодованием председателя.

Дома мы немедленно начали совещание.

Задоров обрисовал расположение военных сил на Ракитном озере:

– Все было благополучно, знаете, но вот та дылда прибежала с палочкой.

– Ну, положим, не с палочкой, а дрючком.

– Извините, – сказал Задоров, – это не установлено. Да, прибежал с палочкой и тихонько постучал по котелкам. Только и всего.

– Слушайте ребята, – сказал я. – Это дело серьезное: ведь он председатель. Если вы били его палкой по голове, то нам влетит здорово.

Карабанов закричал:

– Да кто его бил? Выдумали с пьяных глаз. Кто его бил? Ты, Приходько?

Приходько замотал головой:

– На черта он мне сдался!

– Да нет, никто его не бил. Я потом с Приходько поговорю, да с ним и говорить не нужно.

В управлении делами губисполкома в один день получилось два донесения: одно – предсельсовета, другое – колонии имени Максима Горького. В последнем было написано, что пьяная компания с участием председателя оскорбила колониста, называла всех колонистов бандитами, что колония не может ручаться за дальнейшее и просит обратить внимание.

Разбирать это дело приехал сам заведующий отделом управления. В колонию пришел председатель и его свидетели.

Вопрос о том, был ли нанесен удар палкой, остался открытым. Приходько дико смотрел на председателя:

– Да я там и не был! Я пришел, когда все ушли к деду.

Зато был глубоко разработан вопрос о том, были пьяны или не были пьяны наши противники. Ребята с особенной экспрессией показывали:

– Да вы же на ногах не держались.

Задоров, показывая образец искреннего выражения лица, прибавил:

– Вы назвали меня бандитом и замахнулись, помните?

Председатель удивлялся:

– Замахнулся?

– Вспомнили? Замахнулись, не удержались и упали. Помните, еще из кармана у вас папиросы выпали, кто их поднял? – Задоров оглянулся.

– Да я ж их собрал на земле и вам отдал, – скромно сказал Карабанов. – Три папиросы. Вы их не могли поднять, все падали.

Селяне хлопали себя по штанам и поражались наглости колонистов:

– Брешут, все брешут! – кричал председатель.

Следователь улыбался, откинувшись на спинку стула, и трудно было разобрать, чему он улыбается: затруднительному положению председателя или нашей талантливости.

– Вот же свидетель, – показывал председатель на прибранного, расчесанного, как покойник, Мусия Карповича.

Мусий Карпович выступил вперед и откашлялся перед начальством, но колонисты единодушно расхохотались:

– Этот? – сказал со смехом Таранец. – Ну, этот совсем «папа-мама» не выговаривал. Больше сидел на земле и под нос себе все бурчал: «Нам не нужно бандитов».

Мусий Карпович укоризненно покачал головой и ничего не сказал.

Карта наших врагов была бита.

Через неделю мы узнали результат следствия: председатель Гончаровского сельсовета Сергей Петрович Гречаный был снят. Мусий Карпович, приехав в колонию ковать коней, был приветливо встречен колонистами:

– А-а, Мусий Карпович, ну как дела?

– Э, хлопцы, нехорошо так, недобре так, опаскудили человека: када ж я сидев и папа-мама не говорив?

– Ша, дядя, – сказал Задоров. – Лучше никогда не пей: от водки память портится.

Все больше и больше становилось ясным, что в первой колонии нам хозяйничать трудно. Все больше и больше наши взоры обращались ко второй колонии, туда, на берега Коломака, где так буйно весной расцветали сады и земля лоснилась матерым черноземом.

Но ремонт второй колонии подвигался необычайно медленно. Плотники, нанятые за гроши, способны были строить деревенские хаты, но становились в тупик перед каким-нибудь сложным перекрытием. Стекла мы не могли достать ни за какие деньги, да и денег у нас не было. Два-три крупных дома были все-таки приведены в приличный вид уже к концу лета, но в них нельзя было жить, потому что они стояли без стекол. Несколько маленьких флигелей мы отремонтировали до конца, но там поселились плотники, каменщики, печники, сторожа. Ребят переселять смысла не было, так как без мастерских и хозяйства им делать было нечего.