Игорь Алгранов - Иридиум (Симбиоз I)

Один Витя Кравцов тут бродит, приключения на свою высокотехнологичную задницу ищет.

Всё! Надо идти. Вон, хотя бы ту пристройку проверить. Даже если стемнеет — не страшно. Включу расширенное, инфракрасное, звуковое, ультразвуковое... Мне теперь есть из чего выбрать. Не сидеть же сиднем. Всё равно двигаться надо для развития, мать её, координации...

Я достал из-за спины карабин, зарядил и взял на изготовку. Затем, осторожно ступая, держась центра дорожки из плит и вертя башкой без остановки, двинулся в сторону асфальта. Тепловизор я решил пока не отключать. Всё-таки они живые. Большей частью. Если не считать электрический вихрь из кладовки охраны.

Вот и асфальт. Весь потрескавшийся и ещё тёплый от дневного солнца. Лето, тепло, штиль. Живи да радуйся. Так ведь нет! Вляпался в оструительную историю.

Вот всю жизнь у меня так.

Непруха.

На этом слове у меня в мозгу вдруг словно что-то щёлкнуло, и опять помимо желания возникла картинка из прошлого... А потом ещё одна...

Мать-алкашку лишили родительских, когда соседи случайно нашли меня грудничком в мусорном баке, завёрнутым в грязную скатерть. Зимой. Спустя год, когда мне полтора годика стукнуло, матушка кони двинула по синьке своей. Так что я её даже не помню. Папаша — переменная в данном уравнении и вовсе неизвестная. Может даже ещё и жив. Лежит, сука, всё такой же синий под забором или в канаве пузыри пускает, сволочь...

Всё это я узнал, когда читал и подписывал документы у директора перед выпуском...

В детдоме несладко было. Это я годам к шестнадцати вдруг вытянулся и возмужал, а до этого сущий заморыш был. И чморили меня все, кому не лень, особенно те, кто постарше. Была у нас там банда, всё клей за спортзалом нюхали, малышей били и что было ценного — передачи, деньги, вкусняхи — отнимали. И снова били...

Поквитался я с ними позже, в старшей группе. Меня тогда уже все отморозки в детдоме боялись. Вымахал под два метра, в плечах — косая. Я после девятки на учёбу забил, путяги-колледжи лесом послал и из спортзала не вылезал. Армия так армия, напугали братца кролика терновым кустом. Всё лучше, чем этот дурдом...

Ну и как-то вечерком в воскресенье отловил я Якоря, — того, который у них верховодил, татуировка у него была на запястье, в детстве морячком мечтал стать, так и прозвали, — поймал одного в туалете, по пунктам припомнил счастливое детство-отрочество и отметелил по-взрослому. Если бы всю шайку неожиданно на выпуск не пнули, то и с остальными разобрался бы не менее жёстко.

Встретил бы сейчас — не моргнув, с ходу разбил стебало. Хоть по-одному, хоть всем троим, без разницы. А стал бы кто из троицы залупаться — может, и до мокрого дело дошло бы. Падаль...

Папаше же моему переменно-неизвестному лучше мне совсем на глаза не попадаться. Никогда. Ненавижу...

Всё, хорош! Я мотнул головой, прогоняя навязчивые памятные образы. Хватит с меня криминально-бытовой лирики из безоблачного детства. Что воспоминания упорно режутся сквозь плотный туман частичной амнезии — это, конечно, хорошо. Но почему-то каждый раз не вовремя меня накрывает. Делом надо заниматься, а не картинки из прошлого разглядывать. Здесь нужно сечь в оба и затылком — не знаешь, откуда прилетит в следующий раз...

Я встал посреди дороги с карабином наперевес и огляделся по сторонам. Солнце уже скрылось за зданиями. Смеркалось. Тишина всё так же давила на уши. Дорога направо тянулась между третьим и пятым корпусами и вдалеке, за деревьями, как-будто упиралась в ещё одно здание. И дальше раздваивалась, огибая его с двух сторон. В сгустившихся сумерках, переключив зрение на расширенный режим, я разглядел на том здании желтеющую цифру «четыре».

Я взглянул налево. Дорога через пару десятков метров упиралась в плотные заросли кустарника (наверняка, тоже с «колючкой») и поворачивала направо, вероятно идя по контуру всего комплекса зданий. Дальше за кустами, видимо, находилась широкая поляна, а ещё дальше, в сотне метров виднелся высоченный, метра четыре, не меньше, бетонный забор, за которым, в отдалении, стройными высокими колоннами стояли сосны. Поверху этого монументального сооружения в несколько рядов и спиралей была намотана «колючка». Ничёсе!

Я сделал пару шагов бочком вправо и мысленно присвистнул. Так-то мне свистеть ещё учиться и учиться. Тонкая моторика лицевых псевдомышц, блин. А увидел я там, за полянкой то, что и предполагал. В самом углу огороженной таким образом территории, где смыкались под прямым углом неприступные линии бетонных заборов, над проволокой эффектно возвышалась смотровая вышка. Правда, наверху на ней никого не было видно. Караульный, походу, давно оставил свой пост ввиду внезапно подкравшегося мандеца.

Да, серьёзное заведение. Ограждение — что надо. Забор почти до неба, если снизу вплотную вверх посмотреть, колючей проволоки немерено и, вдобавок, по углам вышки с автоматчиками стоят. Отсюда просто так не сбежишь. Вот, к примеру, если вдруг не согласен с предложенным методом сверхсовременного добровольно-принудительного лечения и прочей политикой администрации. Дёрнешься — а фиг там. Пройдите-ка полный курс.

Ну, ладно. Не смотря на то, что охрана покинула свой пост, уходить мне всё равно пока не с руки. Разве что если найду компактный бронированный холодильник с автономным питанием. Тогда ничто меня здесь не удержит. Никакие зелёные человечки и плотоядные кусты... Только я, мои бесценные скляночки — и свобода.

Ладно, надо идти проверить пристройку. Я развернулся на месте, автоматом посмотрел направо, в просвет, в сторону четвертого корпуса...

И обомлел.

Они бежали сюда. Услышали таки, мой выстрел из карабина, которым я расхреначил озверевший куст сирени! Просто далеко были. Видать, на другой стороне территории комплекса...

Их было много — десятка три зелёных, с невероятно вытянутыми передними конечностями, по обезьяньи приседая на полусогнутых задних, со всех ног ломились вперёд, к вожделенной цели. То есть, ко мне. На здоровенных зеленоватых троллей издалека похожи. Злых и голодных троллей. Опять эти горящие глаза-плошки на выкате, свисающие слюни у разинутых пастей с гипертрофированными желтыми клыками, здоровенные когти на руках и ногах...

Я резко дёрнулся в сторону «родного» седьмого корпуса, но тут снова замер на месте как вкопанный. Из трех крайних окон третьего этажа пятого корпуса — того, что стоял слева вровень с моим седьмым, — на меня молча глазели, не мигая...

Нет, они не были похожи на зелёных. Ну, то есть, наверное, они тоже, совсем ещё недавно были людьми... Неподвижные, в каких-то белых балахонах и сами такие же смертельно белые... Худые лица, с огромными чёрными глазными впадинами и такими же чёрными волосами, спадающими на плечи. Они стояли и смотрели на меня. Не отрываясь. Их было около десятка — по двое-трое у каждого окна. А потом вдруг этих страшных белых словно что-то разом сдуло с места вправо и вот...