Александр Кабаков - Приговоренный

— Ну-с, и зачем? — Лажечников смотрел с изумлением на побагровевшего, слишком громко говорящего русского из России. На подбородке лауреата выступили мелкие капли пота, рот искривился, брови над съехавшими на кончик носа очками поднялись и сошлись углом, придав лицу выражение отчаяния… — Зачем же, по-вашему?

— А затем, чтобы ни мы, ни плоды наших размышлений и трудов не были вечными! Чтобы они разрушались со временем сами собой. Потому что вечны только дела Господа, и нам не равняться с ним.

Он перевел дух, допил четвертый виски, вовремя вытребованный догадливым Лажечниковым, и, откинувшись в кресле, стал смотреть сквозь большое окно бара на улицу. По чисто вымытым плиткам тротуара, стуча тяжелым ботинками, прошел патруль Объединенных Боевых Сил Европы, проплыли желтые каски с буквами ОБСЕ…

— Забавно, — тихо вздохнул он, — Россию в Европу не пускают, а язык русский сделали официальным международным… И вот еще что я вам хочу сказать: ни в какое сравнение ваш, европейский, развал с нашим, все-таки, не идет. У вас дом взорвут, а на следующий день уже разберут по кирпичику, всю дрянь выметут, огородят пустырь красиво, да новый потихоньку начнут строить… Повоюют, а потом тротуар вымоют… И уж что бы ни случилось, хоть распад страны, хоть конец света, а пиво хорошее всегда будет, и булочки утром в буланжери свежие… А у нас и в хорошие-то времена перед собственной дверью срали, а уж теперь… Нет, вас работать не отучишь, а нас не заставишь, это не меняется. Не хотим мы в поте лица есть хлеб свой… Так и выходит: вы друг с другом силами меряетесь, да против властей бунтуете, а мы против Бога.

Лажечников молча курил, видимо, обдумывая услышанное. Наконец заговорил тихо, как бы сам с собой.

— Один весьма неглупый человек сказал, что гипотеза Бога для его картины Вселенной не требуется. Вы же, получается, без нее обойтись не можете… Ну, дело ваше. Победителей не судят, — тут Лажечников усмехнулся, — а поскольку за результаты вашей практической экстраполяции вы только что получили чек на двести миллионов крон, что составляет примерно сто миллионов рулларов [3] «двести миллионов крон… примерно сто миллионов рулларов» — таковы в 2015 году были размер Нобелевской премии по экстраполяции и курс кроны к руллару. Прим. к изданию 2040 года. , то приходится признать и ваши теории верными. Или, по крайней мере, плодотворными… Что ж, рад был встрече.

Встав, старики обменялись рукопожатиями.

— А мое давнее приглашение остается в силе, — сказал Лажечников. — Если уж там совсем…

— До «совсем» надеюсь не дожить, — ответил он и впервые за вечер засмеялся по-настоящему весело, от всей души.

В обратной дороге надоедливые спутники едва не довели его до настоящего сердечного приступа бесконечными нотациями, «разбором полетов».

— Вот вы, Юрий Ильич, высокомерно относитесь к нашим советам и пожеланиям, — нудил, горестными морщинами покрывая геройское свое лицо, Игорь Васильевич, — а мы же ведь типа не от себя по жизни выступаем конкретно…

— Nothing personal, — надув губы, вставлял пухлощекий Сергей Иванович в старобандитский, свободное знание которого неожиданно обнаружил Игорь Васильевич.

— Молчи, Сергей, — раздражался старший, — отвали со своей культурой, тут чисто по понятиям развести надо… Да, Юрий Ильич, огорчили вы нас и в нашем лице всю многострадальную Родину, великую Россию, единое наше с вами эсэсэсэр…

— Позвольте, я конкретизирую, — опять влезал молодой. — Вот, например, вы в своем блестящем выступлении утверждали, что политика и движение народных масс не всегда…

— …и не только, — быстро вставлял Игорь Васильевич.

— …и не только определяются экономическими факторами. Да как же вы могли так?! — парень едва не плакал. — А инвестиционный климат? А вызов, который нам предлагает новое позиционирование финансовых потоков? А транзакционные издержки? А…

— Вот без учета транзакционных-то херня и получилась, — мрачно подтверждал Игорь Васильевич. — И объективно вредная для страны херня, чуждая нашим традиционным народным ценностям. У нас инвестиционный климат какой? Резко-континентальный и соборный. А у них? Морской у них, сырой и теплый, они Гольфстримом пользуются в ущерб большей части теплолюбивых народов мира. Поэтому у них свой путь, а у нас — свой, особый…

— У нас и колея шире, — снова перебивал Сергей Иванович, — помните, в Бресте вагоны переставляли? Вот видите! А вы с этим… с предателем макрополитических…

— …и геоэкономических, — вел второй голос Игорь Васильевич.

— …и геоэкономических наших православянских исконных исторически сложившихся интересов, с этим наемником атлантизма, откровенничали!!!

Тут Сергей Иванович вдруг замолчал, порылся в своем багаже, вытащил оттуда настольную лампу с черным металлическим абажуром и, ловко пристроив ее на вагонном столике, направил свет в лицо подследственному. Из тьмы за лампой раздались тихие голоса, кто задавал теперь вопросы, понять было невозможно.

— С какой целью вы сообщили агенту спецслужбы иностранного…

— …дружественного…

— …дружественного государства сведения…

— …секретные…

— …секретные сведения о Трубе [4] «секретные сведения о Трубе» — действие происходит во времена обожествления нефте- и газопроводов, уже потерявших свое практическое значение. Прим. к изданию 2050 года. , составляющие предмет государственной…

— …и коммерческой…

— …и коммерческой тайны?

В купе было душно, а от лампы стало еще и невыносимо жарко. Под ложечкой образовалась сосущая пустота, затошнило, поплыла прочь голова, взмокли ладони и ступни, и он понял, что сейчас грохнется в обморок, как уже бывало с ним в душных помещениях, даже и допроса не требовалось.

— Какая, к чертовой матери, еще труба, — из последних сил, стараясь громким своим голосом удержать расползающееся сознание, заорал он, — я не знаю никаких секретных сведений ни про какую трубу!

Лампа немедленно погасла и исчезла.

Немедленно же перед ним на столике оказалась налитая до краев его рюмка.

— Уверяю вас, Юрий Ильич, лучшее средство, — нежно сказал Игорь Васильевич.

— Спазм надо снять, — робко посоветовал Сергей Иванович.

Он выпил. Через минуту дурнота отступила.

И сразу же началась лекция. Сергей Иванович развесил по стенам купе схемы и диаграммы, а Игорь Васильевич, прохаживаясь в тесном пространстве, излагал медленно и повторяя — для лучшего усвоения.

— Значит, Труба… Труба является основой экономики, политики, науки, культуры, этики, эстетики, духовности, соборности и народности… Записали? Давай дальше. Трубой… Трубой мы называем все, по чему… по которому… которой из страны вывозятся, выливаются, выдуваются национальные достояния, природные ресурсы и вообще все. Записали? Идем еще дальше…