Линда Ленхофф - Жизнь à la mode

– Мой главный совет заключается в том, что у меня его нет. Я предпочитаю ни во что не вмешиваться.

– Вот это правильно, – поддакиваю я.

– На самом деле, – продолжает мама, – едва ли я скажу что-нибудь, о чем не было написано в популярных книжках по психологии. Хотя все они врут, особенно в том, когда во всех бедах обвиняют матерей.

– Ах эти, – бормочет Джейни, прикалывая к талии маленький букетик.

Затем берет в одну руку свой большой букет, а в другую – хоккейную клюшку.

– Все, что необходимо каждой приличной невесте! – в восторге восклицает мама.

Джейни протягивает мне букет – это культовый предмет для любой одинокой женщины, – но я с такой горячностью мотаю головой, что у меня даже заболело правое ухо.

– Не заставляй меня бросать его в тебя, – улыбается Джейни, так что приходится принять букет.

Беру и глубоко вздыхаю.

– Надеюсь, все присутствующие будут счастливы, – радуется мама.

– Ну, разумеется, будут, – со своей обычной категоричностью заявляет Джейни, и я чувствую, что она права.

Мы выходим из комнаты, и Джейни возглавляет процессию, размахивая клюшкой, как тамбурмажор.

Наверное, из-за мыслей о Джейни я продолжаю слышать маршевую музыку. Как на футбольном матче – духовые инструменты и грохот тарелок. Даже в те моменты, когда я не думаю ни о чем подобном, в голове звучит музыка, а пальцы отбивают ритм на краешке стола. Музыка словно подталкивает меня, заставляет двигаться быстрее, и я победоносно марширую по улице. Эти воображаемые звуки несколько отвлекают от реальности, но пока я не начала напевать и бормотать себе под нос, думаю, ничего страшного.

Под воздействием удивительных процессов в сознании совершаю необычные поступки – например, обнаруживаю, что поднимаюсь на шестой этаж, где располагается наше руководство. Те, кто обладает реальной – и, без сомнения, гораздо большей, чем мы себе представляем, – властью, в чьих руках наше будущее. Холл здесь похож на наш, этажом ниже. Большинство редакторов предпочитают здесь не показываться, разве что за тем, чтобы стащить бумажные стаканчики, когда наши кончаются. Но я считаю, что подобные вещи допустимы только в конце рабочего дня, когда начальство уже уходит. Миную дверь, откуда доносится тихая музыка, – похоже, здесь не пользуются наушниками, но зато почти все двери плотно прикрыты. Шопен пробивается сквозь узкую щелочку.

За полуоткрытой дверью, привлекшей мое внимание, виднеется кабинет, рабочий стол. За столом мужчина лет сорока – пятидесяти, но я плохо определяю возраст. Виски у него с проседью. Он довольно привлекателен, хотя его глаза спрятаны за стеклами очков. Впрочем, слово «спрятаны» не совсем подходит, поскольку цвет этих самых стекол очарователен. Не уверена, что видела этого человека раньше, хотя из таблички на двери узнала его имя. Патрик Маккоркл, главный вице-президент или старший вице-президент.

Он смотрит на экран компьютера с таким безмятежным4-и спокойным лицом, какого я никогда не замечала в этом здании ни у кого. Я тоже люблю свою работу, но он явно превосходит меня на несколько позиций. Я стучу, но он не слышит, так что приходится войти. Здорово было бы, если бы он смотрел сейчас новые книги, готовящиеся к печати. Книги, столь прекрасные, что, глядя на них, нельзя не восторгаться. И я буду редактировать такую книгу, если, конечно, останусь здесь работать. Возможно, впрочем, что он играет в компьютерные игры, но эту мысль я сразу же отметаю.

Я слегка притопываю, чтобы обратить на себя внимание, и Патрик поднимает взгляд.

– Привет, Холли Филипс, – говорит он, и я застываю как вкопанная.

Еще бы, случайно натыкаешься на большого начальника, и выясняется, что он знает твое имя, а может, и еще кое-что посерьезнее, например, рост и вес.

– Мистер Маккоркл, здравствуйте, – лепечу я и вдруг, поощренная его мягкой улыбкой, решительно начинаю: – Я пришла узнать подробнее о грядущих переменах, ну, о новой компании. – Внезапно я понимаю, что не представляю, о чем спрашивать.

Но бравурная музыка продолжает звучать во мне, грохочут цимбалы, гудят трубы.

Патрик Маккоркл кивает:

– Понимаю, вы, должно быть, беспокоитесь. Это вполне естественно.

– Конечно. Но еще я хотела сказать, как счастлива, что занимаю эту должность…

– Редактор, да. – Кажется, мысли Патрика витают где-то далеко. Но, наконец, он возвращается: – Вы работаете в отделе Моник. Когда-то мы с ней вместе начинали редакторами.

– Правда?

– О, много лет назад. То еще было времечко. – Глянув на экран, Патрик нежно тронул пару клавиш.

Не могу представить его работающим вместе с Моник. Но вполне допускаю, что она беспощадно изводила Патрика в те стародавние времена. Возможно, поэтому он так спокоен сейчас: затянувшееся чувство облегчения.

– Вы с Моник хорошо ладите, я слышал, – говорит он.

– Конечно, – заявляю я, но тут же сознаю, что это звучит не совсем корректно.

– Вы неплохо работаете, в основном.

Несмотря на его улыбку, слова «в основном» пугают меня, поскольку обычно не предвещают ничего хорошего. Но вместе с тем они словно дают необходимый импульс, словно кто-то хлопает меня с размаху по спине.

– Если вы имеете в виду докладную… – начинаю я, вспоминая пасквиль, написанный Сондрой, о том, что я не уважаю начальство или что-то в этом роде.

Не помню точных формулировок.

– Докладную? – переспрашивает Патрик.

– От Сондры, после нашей с ней встречи, о новых обязанностях редактора. Вам известно, что инструкции меняются ежегодно, без всякой необходимости. – Он смотрит на меня с недоумением или притворяется. – Вы же знаете Сондру? – повторяю я, подчеркивая имя.

Патрик медленно кивает, и улыбка на его лице становится чуть менее радостной. Я начинаю беспокоиться. А вдруг он ее приятель? И его привлекает запах лаванды? Когда впервые входишь в чей-нибудь кабинет, о таких вещах догадаться невозможно.

– Докладные… – задумчиво произносит он. – Мы их так много получаем.

Патрик встает и подходит к громадному шкафу, наверное, красного дерева. Впрочем, не уверена. Он совершенно не похож на металлические бандуры, стоящие у нас внизу. Патрик останавливается перед шкафом и кладет ладони на его поверхность, словно измеряя температуру. А может, он читает сквозь стены? Наконец выдвигает один из ящиков. Я замечаю свое имя в верхней части папки, которую он достал. Начинает пролистывать с конца. Хмыкает, бросает взгляд на меня.

– Я бы хотела продолжать работать здесь. Здесь или в новом офисе. Спросите кого угодно, вам любой скажет, что я очень ответственный человек, старательно работала все девять лет. А эта докладная… Я бы хотела оправдаться, защитить себя. То, что там написано, это неправда.