Анастасия Медведева - И четверо ангелов за спиной

— Вы способны говорить только о нём? — и вновь ровный взгляд и ровный голос.

— Я способна говорить обо всем на свете, если собеседник желает продолжать общение. Но вы не отвечаете на мои вопросы! Вы игнорируете их и думаете, что я этого не замечаю?

— Хорошо, — Давид опускает голову, словно делая глубокий вдох (а может, он и впрямь глубоко вздохнул?), а затем поднимает взгляд на меня, — меня многое волнует. И я не так спокоен, как кажется. К примеру, меня очень взволновало отношение к вам ваших так называемых друзей. Я искренне не понимал, как можно общаться с такими людьми. Я даже позволил себе среагировать на это… но в тот момент, когда вы поддались на провокацию Натали Поплавской, я действительно был спокоен. Я знал, что в итоге вы придёте к верному решению. Так что, нет, я не обижен на вас.

— Тогда зачем вы начали вести себя так гадко по отношению ко мне? — повышаю голос, сама уже не понимая, из-за чего так завожусь.

— Гадко? Я не позволял себе оскорбить вас ни словом, ни взглядом.

— Вы выстроили между нами эту стену, — показываю рукой, чтобы было видно наглядно, — и не отрицайте — выстроили! Иногда не обязательно что-то говорить или как-то по-особенному смотреть! Можно просто поставить барьер внутри себя — а женщины всегда очень четко чувствуют этот барьер!

— Вы сейчас хотите обвинить меня в том, что я отдалился от вас? — ровным и собранным голосом спрашивает Давид, не глядя на меня.

— Пусть даже и так! Начали обдавать меня своим холодом, а потом и с Исайей запретили общаться! Везде границы обозначили и при этом ничего не объяснили! Хотите сказать, я придумываю?

— Думаю, вам нужно отдохнуть, — Давид подходит и мягко забирает бокал из моей руки, — вы целую ночь не спали и сильно перенервничали. К тому же выпили вина. Прошу, идите и отоспитесь. Мы продолжим осмотр комнат, когда вы проснётесь и придёте в себя.

Чувствую, как меня разворачивают и ведут к двери, выхожу в коридор и по инерции иду вперёд. Но, стоит пройти ещё десять шагов, как я останавливаюсь, а затем ощущаю, как всё внутри набухает от протеста. Это мой дом!Когда хочу — тогда и занимаюсь его осмотром! Резко разворачиваюсь и возвращаюсь в спальню Давида. Застаю его, сидящим в кресле и устало трущим лоб правой ладонью…

— Знаете, я, вот, одного понять не могу: почему с Марком, Яном и даже Исайей мне общаться проще, чем с вами? — выдаю с порога, — Ведь изначально всё было по-другому! И вы сами виноваты в том, что сейчас я зла на вас!

— Пусть так, — сухо соглашается Давид, вновь не глядя на меня.

Почему же меня это так бесит?! Он что, не хочет даже смотреть в мою сторону?!?!

— И что будет потом? Через неделю вы запретите мне общаться с Марком? А через две — с Яном? Влада вы уже заблокировали — без моего спроса! Совсем лишите меня возможности общаться с другими мужчинами?

— Как это у вас всё так перевернулось? — прикрыв глаза, устало спрашивает Давид.

— Но, кажется, к этому всё и идет! Мне нельзя общаться с бывшим, мне нельзя общаться с Исайей, мне не стоит разговаривать по телефону с незнакомыми мужчинами, — замолкаю на секунду, вспомнив, что это именно Исайя сегодня заставил меня положить трубку… черт… а, неважно! Чувствую, что меня несёт — и позволяю этому потоку уносить меня ещё дальше! — Мне необходима свобода выбора! Я хочу сама решать — с кем общаться и как себя вести!

— Вы ещё слишком неопытны, чтобы иметь эту свободу при своём положении, — отводя взгляд в сторону окна, отзывается Давид.

— И что? Запрёте меня здесь до тех пор, пока у меня не появится этот опыт? — с вызовом спрашиваю.

— Если надо будет — запру, — без эмоций отзывается Давид едва слышно.

Это финал. Всё. Крайняя точка. Зря он это сказал! У всех есть порог терпения.

Первое желание — разбить что-нибудь. Делаю порыв, но останавливаю себя. Слишком по-детски. Он воспримет это, как подтверждение своим словам о моей неопытности. Да с чего он вообще взял, что я — неопытная? Только лишь из-за того, что я мало кого к себе подпускала? Что он вообще знает обо мне? Думает, я — дитя неразумное? Хочет снова за парту посадить?!

Стремительно иду к нему; сама не замечаю, как упираюсь коленом в кресло; ладони опускаю на подлокотники.

— Запирать меня здесь — не самый лучший вариант, — нависая над мужчиной, произношу негромко, но четко, — я скорее озвереютут, чем стану вашей послушной девочкой. Что будете делать со мной, когда начну на вас бросаться? Я — женщина, а вас здесь четверо здоровых мужчин. О последствиях подумали?

Пауза после моих слов длится слишком долго.

Глубоко дышу, пытаясь разобраться, что сейчас произошло.

Как от просмотра комнаты мы перешли к… этому …

…

Это меня так занесло?..

…

— Анна… пожалуйста, слезьте с меня, — ровным голосом просит Давид, глядя куда-то в район моего плеча.

При том, что его голова запрокинута.

При том, что в начале моей речи наши взгляды совершенно точно встретились…

Когда он вновь отвёл взгляд? И почему он не смотрит на меня?!

Я что, жду, когда он посмотрит на меня?..

…

Начинаю ощущать, как сильно горит моё тело — от стыда и, кажется, от алкоголя. Зачем я вообще забралась сюда ?..

Осторожно сползаю, выпрямляюсь и дотрагиваюсь ладонью до лба. Он горит. У меня температура?..

— Мне плохо, — произношу тихо, пытаясь настроиться на свои ощущения — вот только звон в ушах явно мешает этому процессу, — простите… наверно, мне стоит пойти полежать.

Отхожу от кресла, затем разворачиваюсь и выхожу из комнаты. Быстро пересекаю весь путь от крыла опекунов до своей спальни. Когда прохожу мимо Исайи, не могу заставить себя остановиться и попросить не ждать… мне слишком стыдно. Или плохо. Или плохо от стыда. Закрываюсь в своей комнате.

Пошатываясь, прохожу к кровати. Забираюсь под одеяло прямо в одежде. Ну, вот, кажется, у меня ещё и озноб… а ещё меня трясёт.

Прикрываю глаза, вспоминая о том, как почти забралась на кресло — а точнее, почти на него … и сползаю под одеяло со стоном.

Вот поэтому я не пью алкоголь. Он туманит сознание и заставляет делать то, чего бы я никогда не сделала в трезвом виде. О чём бы даже не подумала, будучи в своём уме!

— Анна Андреевна, — шепчу, покрываясь потом от стыда, — что же ты натворила?.

— Давид, мне очень стыдно. Я не должна была срываться на вас. И тот бокал был явно лишним… — смотрю на своё отражение в зеркале и прикрываю глаза, — боже… «тот бокал был явно лишним»… я что, какой-то бульварный роман цитирую? — встряхиваю головой, наклоняю её в одну сторону, потом в другую, затем вновь устремляю взгляд в зеркало, — Давид, я должна попросить у вас прощения. Мне не стоило забираться на то кресло-БОЖЕ-ЧТО-Я-НЕСУ!