Мэг Кэбот - Я не толстая

– Рейчел еще не привыкла к большому городу, – сказал доктор Джессап, наверное, в качестве пояснения. – Этот случай наверняка ее потрясет. Она еще не стала ко всему привычной жительницей Нью-Йорка, как мы с вами. Ведь так, Уэллс? – Он подмигнул.

Я кивнула, хотя по-прежнему не понимала смысла.

Интересно, «Уитмен Сэмплер» сгодится, или он хочет, чтобы я потащилась аж в «Дин и Делюка» и купила коробку конфет у них? Что, кстати, было бы неплохо, потому что тогда я смогу купить для себя апельсиновые корочки в шоколаде.

Вот только… Рейчел не ест конфеты. Она на диете. Может, купить ей орехов?

Наш разговор внезапно был прерван: в телевизионную решительным шагом вошел президент Эллингтон.

Признаюсь честно, я никогда не узнаю Филиппа Эллингтона с первого взгляда, хотя каждое буднее утро вижу, как он выходит из лифта. А не узнаю я его потому, что он одевается не как президент колледжа. Он носит белые брюки, золотую футболку с эмблемой Нью-Йорк-колледжа (в жаркие дни он заменяет ее на тонкую безрукавку), кроссовки Adidas и – в ненастную погоду – белый с золотом пиджак опять же с эмблемой Нью-Йорк-колледжа. Как я прочитала в другой статье, которая тоже хранилась у Джастин, президент считает, что, одеваясь, как студент, он улучшает контакт со студенчеством.

Но я никогда не видела, чтобы наши студенты носили одежду университетских цветов. Они все ходят в черном, чтобы не отличаться от остальных нью-йоркцев.

Сегодня президент пришел не в безрукавке, а в футболке, хотя день был жаркий. Наверное, ему предстоит собрание с попечителями, и он хочет выглядеть более респектабельно.

Вот и сейчас я поняла, что это он, только когда все администраторы бросились к нему. Каждому хотелось, чтобы президент заметил, какую роль он или она играет в разрешении того, что в понедельничном выпуске студенческой газеты несомненно назовут «трагедией». Тут-то я и спохватилась: «Ах да, это же наш президент!»

Не обращая внимания ни на кого другого, доктор Эллингтон обратился к доктору Джессапу:

– Стэн, вы должны все утрясти. Это нехорошо. Совсем нехорошо.

У доктора Джессапа был такой вид, будто он пожалел, что на дне лифтовой шахты лежит девушка, а не он сам. И я его в этом не виню.

– Фил, – сказал он, обращаясь к президенту. – Такие вещи случаются. В больших студенческих коллективах, вроде нашего, неизбежно бывают смертельные случаи. В прошлом году было три, в позапрошлом – два.

– Только не в моем здании, – отрезал президент Эллингтон.

Невольно закрадывалась мысль, что он пытается походить на Гаррисона Форда в фильме «Борт номер один» («Убирайся с моего самолета»). Но реально он больше походил на Поли Шор из фильма «Био-купол».

Я рассудила, что настал подходящий момент улизнуть в кабинет. Когда я вошла, Сара сидела за моим столом и разговаривала по телефону. Рядом с ней никого не было, но в комнате чувствовалось напряжение. Сара повесила трубку и бросила на меня недовольный взгляд.

– Рейчел сказала, что нам придется отменить дискотеку, назначенную на сегодняшний вечер, – пробурчала она прямо-таки с негодованием.

– И что? – По-моему, я задала резонный вопрос. – Отмени.

– Ты не понимаешь! Мы пригласили настоящую группу, а теперь потеряем на этом полторы тысячи долларов.

Я уставилась на Сару.

– Сара! Девушка погибла. По-гиб-ла.

– Если мы из-за ее эгоистичного поступка перекроим весь наш нормальный распорядок, – сказала Сара, – то добьемся только того, что ее смерть в глазах студентов будет окружена романтическим ореолом. – Потом она на несколько секунд отбросила важность и добавила: – Наверное, мы можем компенсировать потерю, устроив распродажу футболок. Но все равно, не понимаю, почему мы должны отменять дискотеку только из-за того, что какая-то сумасшедшая нырнула с крыши лифта.

А еще говорят, что шоу-бизнес жесток. Те, кто так говорит, никогда не работали в общежитии. Прошу прощения, в Резиденции.

Поскольку в Нью-Йорке каждый день много людей умирает не своей смертью, следователь добрался до трупа Элизабет только через четыре часа. Следователь прибыл в три тридцать, и в три тридцать пять Элизабет была официально объявлена мертвой.

На основании расследования и вскрытия причиной смерти были названы травмы шейных позвонков, позвоночника и тазовой кости, а также множественные переломы черепа и конечностей.

Можете назвать меня дурой, но я не думаю, что кто-нибудь из студентов будет романтизировать смерть Элизабет, узнав такое.

Но это еще не все. Следователь сказал, что Элизабет умерла примерно двенадцать часов назад. Это означает, что она пролежала на дне шахты лифта с прошлой ночи. Правда, коп уточнил, что она умерла от удара о бетонный пол, то есть мгновенно. Значит, целую ночь не мучилась.

Но все равно страшно.

Скрыть от студентов полицейский фургон и перенос трупа из здания в машину было невозможно, так что к четырем часам о смертельном случае знало все студенческое население Фишер-холла. А когда включили лифты и студентам наконец разрешили вернуться на этажи, они узнали и о том, как она умерла. Я хочу сказать, они же студенты, они не дураки и вполне способны логически мыслить и сопоставлять факты.

Но особенно волноваться о том, как семьсот обитателей Фишер-холла переживут новость о смерти Элизабет, мне было некогда. В первую очередь меня волновал вопрос, как переживут новость о смерти Элизбет ее родители.

А все потому, что доктор Джессап решил – и его решение было поддержано доктором Флинном, – что поскольку Рейчел уже общалась с миссис Келлог по поводу гостей, которых разрешается принимать Элизабет, то именно Рейчел и следует сообщить родителям о смерти их дочери.

– Келлогам будет легче услышать трагическую весть, если ее сообщит знакомый голос, – заверил доктор Флинн.

Как только было принято такое решение, Сару бесцеремонно выдворили из кабинета, а меня доктор Джессап попросил остаться.

– Так Рейчел будет спокойнее, – сказал он.

Сразу ясно, он никогда не видел Рейчел в действии и не слышал, как она в студенческом кафе костерит посетителей салатного бара за то, что кто-то случайно поставил жирную салатную заправку на место, где должна стоять обезжиренная, – как однажды нечаянно сделала я. Рейчел не из тех, кто нуждается в утешении. Но кто я такая, чтобы выступать?