Джессика Парк - Дыши со мной

– Сабин, хватит.

– Нет, да ладно, Крис. Я совсем ничего не помнил до этого момента. Что это было? Кажется, ремень.

Мой любимый человек опускает голову.

– Нет. Нет, это был не ремень.

Я перестаю растирать ему плечи и быстро притягиваю к себе, чтобы обнять. Он тянется к моей руке.

– Это был хлыст. Он сделал его из ветки ивы со двора.

– Верно. Та ива, – Сабин смеется, и это самый ужасный звук, который я когда-либо слышала. – Хлыст. Точно. Так вот, он орал, какие они идиотские твари, и время от времени хлестал их. Ни за что. – Сабин утыкается лбом в пса. – Никто тебя не обидит, мальчик. Господи, Крис. Бедные чертовы собаки. – Сабин снова ложится на бок. – Блюй на радугу, – со смехом выдает он и мгновенно отключается.

Джон беспокойно сворачивается рядом в калачик.

– С ним все хорошо, Джон. Он в порядке, – пытаюсь я успокоить всех нас.

– Нет, он не в порядке, и ты это знаешь.

Крис достает из кармана камень и швыряет в воду. Затем бросает следующий.

– Знаешь, в чем дело, Блайт? У моего отца никогда не было собак. – Он снова бросает. – У него был я. И Сабин.

Внутри меня что-то взрывается. Я в ярости. Мне страшно даже начинать обдумывать то, что Крис только что сказал, потому что последствия огромны. Я должна была знать, чувствовала, что будет плохо. Очень плохо. Но не настолько. Невообразимая глубина безумия их отца просто не поддается пониманию. Это человек, к которому я всегда буду испытывать только неистовое отвращение и ненависть. То, что он сотворил с людьми, которых я любила больше всего на свете… Это непостижимо.

Целый час мы молчим. Однако небо отзывается отдаленными раскатами грома. Крис вздрагивает. Я прижимаю его как можно ближе, и мы вместе наблюдаем за приливом. Я позволяю слезам стекать по щекам на его плечи, потому что невозможно не плакать, но я не собираюсь совсем расклеиваться перед ним. Не могу, потому что он держится.

Крис снова соскальзывает с пирса и собирает камни. Я знаю, это скучное занятие его успокаивает.

– Не все время было плохо, и обычно такого… о чем рассказал Сабин, не случалось, – проговорил Крис с берега. – Мы ходили в школу, занимались спортом, общались с друзьями. Но потом все изменилось. Нам… точнее, в основном мне… часто причиняли боль. Проходили месяцы, когда все казалось нормальным. Шесть, восемь месяцев совершенно нормальной жизни. Иногда целый год. Но когда это случалось, то обычно не сопровождалось… физическим насилием. Чаще он испытывал меня на прочность, терпение. Пытался сломить меня. Иногда нас.

Сейчас он говорит невероятно рассудительно и спокойно об этом. Это его защита.

Потребовалось еще двадцать минут молчания и собирания камней, чтобы он был готов рассказать мне, каково это – расти с чудовищем вместо отца. Когда я слышу невероятные подробности того, как жестоко издевались над моими любимыми людьми, я подхожу к Сабину и провожу по его рукам, затем поднимаю его рубашку, ища шрамы, которые, возможно, никогда не замечала. Хотя я ничего не нахожу, меня это не успокаивает. Я стараюсь не показывать, как влияет на меня рассказ Криса. Я должна быть храброй ради него, каким был он всю свою жизнь.

– Отец был очень болен, – говорит Крис. – Наверное, в какой-то степени психопат. Он испытывал мое тело и старался испортить разум.

– Но ты все равно здесь.

– Да.

– И Эстель, Эрик, Сабин, они тоже выдержали.

– Я думал, что достаточно защитил их. Эстель считает, что ее защищает Бог. Черт возьми, после всего, что я сделал, она считает, что Бог – причина, по которой отец никогда не трогал ее.

– Но причина ты.

– Да, но теперь я вижу, что не смог защитить ее. Однажды ночью я запретил ему заходить в ее комнату, а на следующий день расплатился за это, но, хотя он так и не тронул ее, я все равно облажался. Я ужасно их подвел.

– Ох, Крис, нет. Ты не подвел их. Как ты мог всех защитить? Ты был ребенком. Такое дерьмо не должно случаться. Но я знаю тебя, и знаю, что ты сделал больше, чем кто-либо мог на твоем месте. Чем кто-либо вообще должен был делать.

– Я думал, с ними все будет в порядке, Блайт. – Смесь отчаяния и гнева в его голосе раздирает мне сердце. – Я думал, что… мы выберемся, и со всем будет покончено. Но посмотри на них. Они все испорчены, разве нет? Я облажался.

– Нет, это не так. Кристофер. Они тебя любят и преданы тебе. Всегда. Я заметила это сразу, как только увидела вас вместе.

– Ох, да брось, Блайт. Взгляни на Эстель. Она теперь и твоего брата затягивает в этот омут. Это моя вина. Мне следовало с ними убраться подальше от отца, чего бы это ни стоило. Я считал, что самое ужасное – это разделиться. Я ужасно ошибался.

– Ты не виноват, что отец сошел с ума. Что он навредил всем вам. Возможно, он не трогал их так, как тебя, но они… видели.

– Да. Видели.

– Ты можешь себе представить, с каким чувством вины они живут? Не только страха, но и вины?

Крис качает головой.

– Почему?

– Потому что они не смогли защитить тебя так, как ты их. Они не разделяли всего, через что ты прошел.

Крис вытирает глаза и поворачивается ко мне.

– Я думал, раз он никогда не добирался ни до нее, ни до Эрика, то с ними все будет в порядке. Но она определенно не в порядке. И Эрик тоже. Расстаться с Заком, потому что не может спать с ним? Все из-за этого. И Сабин. Господи, Сабин… Мы все безнадежно испорчены.

Мы с Крисом сидим лицом друг к другу, мои ноги перекинуты через его.

– Ты не испорчен. Я люблю тебя, – произношу я.

– Ты только так думаешь. Ты не знаешь всего.

– Я буду любить тебя, несмотря ни на что.

– Посмотрим.

– Ничто, ничто и никогда не изменит моей любви.

– Моя спина. Эти шрамы? Хочешь послушать про них?

Он предлагает услышать правду, и это больше похоже на угрозу.

Но я смогу выслушать, потому что все сделаю ради него.

– Если ты хочешь рассказать, то да.

Прижавшись ко мне головой, он шепотом рассказывает о той ночи, когда отец чуть не убил его.

– Ты говорила, что не можешь вспомнить некоторые дни перед пожаром и после него. У меня то же самое с той ночью, когда я получил эти шрамы. Я точно не знаю, что произошло до или после. Я смутно припоминаю изнурительную бессмысленную работу и угрозы. Бесконечные угрозы. Думаю, он заставлял меня передвигать… Не знаю… какие-то блоки для его произведения искусства. Это в его стиле.

Ему нравилось мучить меня, давать невыносимо трудные задания и заставлять заниматься ими часами. Подобное длилось уже несколько дней во время того срыва. Я лишь помню, что к вечеру был совершенно вымотан. Я был таким слабым. Тем вечером он оставил нас одних. Ушел из дома и не вернулся к тому времени, как мы легли спать. Знаю, что мы поужинали. Или мне так кажется. Не знаю. Не помню эту часть.