Ирина Успенская - Имеет свойство яда

Пальцы настойчиво проникали внутрь, сначала совсем неглубоко, осторожно, бережно. Потом увереннее. Ласкали, гладили, растягивая, пока другая рука не дает почувствовать ни капли боли, нежно играя со стволом, головкой, яичками… Дорожка поцелуев легла между лопатками и в основание шеи.

С губ Олега все же сорвался стон, край стола надавил на ладони.

Партнер… Какой удачной слово. В первый миг все же невольно сжался, ибо давно… в общем, давно никого не было. Даже прикусил мочку Корсара, но тут же прикоснулся языком к месту укуса. С губ все же сорвался стон, да и не один, ибо сдерживаться нет сил. К тому же по телу идет легкая дрожь, а связанные руки — внезапно серьезное препятствие. И внутри одновременно чувство беспомощности, непонимания и желания.

Дыхание Сокольского стало частым и рваным.

Он обхватил Олега за плечи поперек груди, помогая удержаться на связанных руках, и подался вперед, входя почти до упора. Вспышка боли, остановка дыхание. Медленно назад и снова вперед, томительно медленно, потом все быстрее и жестче.

На связанных руках держаться все же не очень, и мысленно Олег пообещал себе убить Сокольского, как только все закончится. Но сейчас так хорошо, ритм, кажется, расходится по всему телу, стук собственного сердца заглушает все звуки за окном и за дверью. Боль исчезла, уступив место пронзительному удовольствию. И, уже ничего не соображая, сам подался навстречу, прокусывая губу почти до крови и сдавленно всхлипывая.

На ухо что-то шептали: пошлое, нежное, горячее. Такое, что желание становилось только сильнее.

От удовольствия вообще было сложно соображать, хотелось только сильнее и резче.

Движения члена Сокольского заставляли разум ускользать, уступая место затуманенному сознанию.

— Так и быть, уступлю по срокам. Только от процентов не открутишься.

Фиг вам, а не проценты, Владислав Алексеевич. Хотя, какие тут уже проценты. Господи, как же хорошо, да…

Разрядка вспыхнула, ослепив и не дав дышать. Тело содрогнулось от спазмов удовольствия, откровенно развратный и довольный стон не оставил равнодушным Сокольского, неожиданно сжавшего его сильно, чуть ли не до боли.

Кончили почти вместе, только Олег не сразу этот осознал. Корсар не вышел сразу, нежась в горячем упругом теле и обласкивая его везде, где может дотянуться руками и губами.

Олег шумно дышал, пытаясь прийти в себя и чувствуя, что колени предательски подрагивают, а тело окутала слабость.

Сокольский не торопился его развязывать. Взял его руки в свои, по-прежнему прижимаясь грудью к его спине. Поцеловал связанные запястья, после уже, развернув Олега, притянул к себе. Обнял, продолжая одной рукой удерживать его руки и коснулся губами губ.

А потом шепнул на ухо:

— Знаешь, я бы подарил тебе эти клятые проценты… Но не могу же я тебя так обидеть, правда? Ты достоин большего… Продолжим обсуждение завтра?

Завтра? Какое завтра? Еще и завтра?

Захотелось пьяно рассмеяться.

— Большего?

Вопрос скорее для проформы, ибо говорить не хочется, а в объятиях тепло и уютно. А еще спокойно. К тому же ноги готовы подогнуться, секс и впрямь был чудесный, а оргазм выше похвал. Поэтому прижавшись виском к его плечу, Олег коснулся губами шеи и согрел кожу дыханием.

— Уважения, — усмехнулся Корсар, явно довольный таким поведением. — А тем, кого уважают, поблажек не делают.

А потом потянул его на себя, сел в кресло, устроив Олега на коленях, продолжая обнимать.

Да уж. Оба полуголые, кабинет пропах сексом, но, судя по всему, Сокольскому явно плевать. Олегу, впрочем, тоже. Наступила странная апатия. Но такая… приятная, сладкая. Но все же молчать нельзя.

— Хорошо, — после некоторого молчания сказал он. — Но не завтра, а сегодня.

И увидел удивление и одновременно одобрение в глазах Сокольского.

Дома было прохладно. Уходя, оставил окно открытым. Неосторожно. Теперь придется кутаться в одеяло в попытке согреться. Да, наверно. Потом. Когда кожа перестанет гореть, а мысли все время возвращаться к происходившему в «Корсаре».

Впрочем, все равно. На балконе вообще холодно. Зато свежий воздух. И можно успокоиться.

Олег выдохнул сквозь стиснутые зубы, с силой сжал чашку с горячим черным кофе. Без сахара. Помогает сохранять трезвый ум и бодрость духа. Теоретически.

Но тут же Грабар отмел эту мысль. Потому что ни того, ни другого сегодня не было. А было чудовищное желание, от которого слетала крыша. Хуже всего было то, что он сам не мог понять, почему так отреагировал. Да и Сокольский хорош. И… да. Хорош. Во всех смыслах этого слова.

Олег толком не запомнил, как Корсар довез его до дома, зато прекрасно помнил, как после того всего…

Сделав глоток, он оперся локтями о перила балкона. Стоило, пожалуй, накинуть куртку, но уже лень за ней идти. К тому же кофе горячий, можно пережить.

Никакого продолжения беседы завтра не будет. Потому что после того, как оба привели в себя в порядок, вновь пошел разговор о контракте. Сокольский даже бровью не повел, когда Олег сказал, что вопрос надо закрыть сегодня. Чем вызвал немое восхищение. Впрочем, судя по выражению лица Корсара, тот тоже оценил подход. Не то чтобы оба делали вид, что ничего не было. Но и не зацикливались на этом. Хоть и сложно было не думать о широких сильных ладонях, оглаживавших спину и плечи, когда Олег пытался отдышаться. И о терпеливом ожидании, пока Олег придет в себя и сможет нормально говорить.

Было ли стыдно?

Он сделал еще глоток, чувствуя, как горечь растекается во рту. Нет. Не было.

Понравилось? Да.

Мораль?

Тут сказать было нечего.

Олег судорожно вздохнул. Да уж. В прошлом остался человек, который дал понять, что глупо думать, что ему нравятся одни только женщины. Всего один. Но этого хватило. Олег думал, что больше это не повторится. По части партнеров он вообще был крайне избирательным, очень редко подпуская к себе кого-то на близкое расстояние. А тут…

Сорвался. Или дело не в этом?

Он чуть повернулся и поставил чашку на подоконник. Взял сигареты и зажигалку, лежавшие возле нарядного бело-зеленого горшка с алоэ. Юлия Леонидовна, энергичная дама пятидесяти пяти лет, сдавая квартиру, просила только поливать цветы, которые сейчас забрать не может.

Олег тогда только пожал плечами. Полить, так полить. Это несложно.

Щелчок, вспышка огонька, и теперь уже и уже горечь другого рода. Только вдох вышел слишком рваным.

Зачем, все-таки все это сделал и не остановил? Нет, физиология это здорово, но вот так? Как теперь-то работать? То есть, понятное дело, что делать похерфейс и вести профессиональные беседы. А Сокольский его не бросил, довез до дома ж. И перед тем, как уехать, совершенно серьезно посмотрел и сказал: