Татьяна Тронина - Отблеск безумной звезды

— Повеситься?.. — вздрогнув, переспросила Оля.

— Да, в буквальном смысле! Ее еле успели спасти. Степан Андреевич устроил сыну разнос, и Павел сбежал к себе. Осенью попал в армию… Но позже была еще одна очень неприятная история. Где-то в середине девяностых или чуть раньше он женился. На Лерочке Тумановой… — Эмма Петровна на миг задумалась, видимо, колеблясь, как характеризовать эту самую Лерочку. Потом, с сомнением вздохнув, сообщила: — В общем, на неплохой женщине.

«Господи, неужели он и Лерочку заставил вешаться?..» — забеспокоилась Оля.

— Года три они прожили вместе, но потом Павел не смог сдержать свой дьявольский характер — в один прекрасный день без всякой причины он до полусмерти избил Лерочку и выгнал ее в чем мать родила на улицу.

— Зимой? — ахнула Оля.

— Ну почему же зимой? — насупилась Эмма Петровна. — Весной. В конце мая…

— Неужели без всякой причины?..

— Я тебя уверяю, Оленька! Лерочка поехала жаловаться Степану Андреевичу, но что Степан Андреевич мог сделать… Он попытался поговорить с сыном, но Павел и его выгнал из своего дома. Словом, с очередным приступом старик оказался в больнице.

— А что сейчас этот Павел делает?

— После того как уволился со службы, он работает — где-то на окраине Звенигорода. И знаешь кем?..

— Кем?

— Кузнецом! — с торжеством выпалила Эмма Петровна. — Вот кем!

— Неужели еще осталась такая профессия? — удивилась Оля. — Я почему-то думала, что кузнецов больше не существует… А для чего они нужны? Подковы лошадям ставить? Или клепать эти… обода для бочек?

Эмма Петровна торжествующе расхохоталась и поцеловала Олю в щеку. Любая, пусть даже косвенная критика в адрес ненавистного Павла ее радовала.

— Ты почти угадала! — сквозь смех закивала она. — Подковы лошадям… Ха-ха-ха!.. Надо непременно рассказать это Викентию, он тоже повеселится от души… Нет, кажется, еще ограды всякие, решетки, даже ножи он делает, этот Павел… Но, в общем, все верно — архаичная профессия.

— А почему Лерочка не подала на него в суд?

— Могла, но не стала! — с досадой воскликнула Эмма Петровна. — Дело-то семейное… А, главное, она потом вышла замуж за Ивана. Ивана Острогина, родного племянника Степана Андреевича!

— Ну надо же! — удивилась Оля.

— Иван, конечно, тоже не подарок, но… во всяком случае, он не станет колотить свою жену и выгонять ее на улицу.

Эмма Петровна хотела отложить альбом в сторону, но внезапно побагровела — так, что слой пудры на ее щеках показался Оле маской.

— Господи, совсем забыла… — пролепетала она.

— Что?.. — испугалась Оля.

— Я же… ну да, со всеми этими событиями забыла, что Лерочка звонила мне на прошлой неделе и сказала, что Павел зачем-то приехал в Москву.

— Ну и что?

— Да как ты не понимаешь! — с досадой воскликнула ее будущая свекровь. — Если Павел приехал в Москву, это значит, что он хочет встретиться со Степаном Андреевичем! А если он встретится со стариком…

— Так это же хорошо — они, может быть, помирятся!

— Оля, детка, ты не знаешь Павла… Если он и хочет помириться со своим отцом, то только корысти ради! Это не человек, это… Словом, он ничего не делает просто так! И как я такую важную новость не рассказала Кеше! Господи, даже голова заболела… Давление, кажется… — простонала Эмма Петровна.

— Ложитесь, — настойчиво произнесла Оля. — Сейчас проверим.

Она принесла тонометр и стала измерять Эмме Петровне давление. Потом послушала ее сердце. Со смирением мученицы Эмма Петровна позволила себя обследовать.

— Да, немного повышенное… и еще плюс ко всему, кажется, тахикардия. Сейчас таблетку вам принесу.

— Ну да, я же совсем забыла, что ты у нас доктор… — простонала Эмма Петровна.

— А теперь полежите, успокойтесь…

Эмма Петровна лежала на диване, сложив на груди руки, и страдальчески смотрела в потолок.

— Хотите, я позвоню Кеше? — предложила Оля. — Расскажем ему про Павла…

— Нет, боюсь, уже поздно, — мрачно возразила та. — И, кроме того, не стоит отвлекать Кешу от работы… — она помолчала немного, потом произнесла задумчиво: — У Павла от покойной матери осталась квартира на Яузском бульваре. В таком замечательном доме… Знаешь, там есть удивительный дом, с такими огромными фигурами, очень известный. Тоже сталинский, как и наш… — пробормотала она и закрыла глаза.

Оля посидела еще немного рядом с Эммой Петровной, а потом ушла на кухню.

Там, за окном, на юго-восточной стороне, светило яркое весеннее солнце, и капель непрерывно барабанила о карниз. И такая тоска напала вдруг на Олю, что она едва сдержала слезы. Она быстро нацарапала на краешке бумажной салфетки: «Ушла ненадолго», накинула на плечи куртку с капюшоном и вышла во двор.

Только тут она ощутила, как не хватало ей свежего воздуха. Физически она чувствовала себя прекрасно, но от этого ей было еще хуже — пустота и легкость в теле были ей неприятны, невыносимы.

Первоначально в Олины планы входило только дойти до соседнего дома, а затем вернуться обратно. «Дуня-Дуня-Дунечка…» — стучало у нее в висках.

Улицы были полупусты, на обочинах таял черный снег.

Оля не замечала, что продолжает идти.

Очнулась она только в каком-то переулке.

Галки кричали над головой пронзительными голосами и прыгали с ветки на ветку. Оля задрала голову и увидела серо-синее небо над головой, по которому плыли золотые облака. «Ненавижу раннюю весну… Она мучительна, и ее надо пережить, как… как насморк!»

Оля повернула обратно.

Большую часть дороги занимала лужа — скользя на подтаявшей ледяной крошке, перемешанной с прошлогодней листвой, Оля семенила вдоль сугробов, стараясь не упасть. «Дуня-Дуня-Дунечка…»

Слезы опять навернулись на глаза.

И в этот момент проходивший мимо человек, тоже старавшийся обойти лужу без ущерба для своей обуви, бесцеремонно толкнул Олю плечом.

— Ой! — сказала Оля, упала на твердый сугроб и боком скатилась на тротуар, прямиком в эту самую лужу.

Она заморгала глазами, прогоняя слезы, и увидела впереди себя спину преспокойно удалявшегося мужчины.

— Хам… — растерянно произнесла Оля, сидя в ледяной жиже.

Мужчина обернулся на миг и ничего не ответил. У него было равнодушное, деловитое лицо.

Чем-то он напоминал Павла с фотографии, которую сегодня показывала Оле Эмма Петровна, — такая же бритая голова. Впрочем, это был довольно распространенный в последнее время тип мужчин — налысо бритых, спортивного вида, хорошо одетых. Конечно, это был не Павел, но Оля восприняла прохожего именно как Павла — негодяя, способного обидеть любого. Родного отца, влюбленную девушку, собственную жену, незнакомую женщину… Все это в один миг пронеслось в Олиной голове.

— Вот хам!.. — удивленно повторила Оля и нашарила рукой комок снега. Произошедшее настолько раздосадовало ее — поэтому единственное, что она могла сейчас сделать, — это бросить вслед мужчине комок снега. Меткостью Оля никогда не отличалась, да она и не собиралась целиться в нахала, сбившего ее с ног. Жест ее носил скорее бессознательный, машинальный характер — когда необходимо сделать хоть что-то.