Юлия Набокова - Любовь на карантине

Но вдруг Кирилл прервал поцелуй и настороженно повернул голову на окно, ведущее в коридор.

– Что-то случилось.

Я потянулась к его губам, чтобы возобновить поцелуй, но Кирилл уже встал с кровати и резко шагнул к окошку.

– Что-то происходит, Даш!

Мимо окна, в ту сторону, куда увели Фиму, пробежали медсестры. Наверняка, это очередной розыгрыш Фимы, с досадой подумала я, облизывая припухшие от поцелуев губы. Надо же было этому клоуну испортить такой романтический момент!

– Катя, – Кирилл постучал по стеклу, привлекая внимание юной медсестры, которая быстро прошла в ту же сторону. – Что происходит?

– Женщине стало плохо, – нервно пояснила она и поспешила туда.

Меня как будто резко вернули с небес на землю – точнее, в больничную палату, где за стеной кто-то боролся за жизнь со смертельно опасным вирусом, а, может быть, испускал последний вздох. Судя по застывшему лицу Кирилла, он думал о том же.

Тут уж не до поцелуев и не до танцев. Зажигательная латиноамериканская музыка по-прежнему играла на ноутбуке – урок сальсы еще продолжался. Беззаботная мелодия сейчас показалась совершенно неуместной в больничных стенах, по соседству с чужим несчастьем. Не успела я об этом подумать, как Кирилл резко шагнул к тумбочке и выключил урок, обрывая музыку на высокой ноте.

В палате повисла тишина – оглушительно резкая и тревожная, а затем мы услышали взволнованные голоса медсестер, доносившиеся откуда-то по соседству. Кирилл вернулся к окну, пытаясь разглядеть, что происходит в коридоре. Я встала рядом, с беспокойством прислушиваясь.

Голоса стали громче, к ним прибавился скрип – и мы увидели каталку, которая стремительно пронеслась перед нашими глазами. Но мне хватило и секунды, чтобы заметить неестественно бледное лицо на ней. Знакомое лицо Марии, с которого сошли все краски жизни.

– Что с ней? – вскрикнула я, прижимаясь руками к стеклу.

Среди медсестер, везущих каталку, я заметила Катю, но она даже не обернулась – как и другие, в белых комбинезонах, с написанными маркером на спине именами. Катюня, Антонина, неизвестная мне Женечка… Им было некогда отвечать на праздные вопросы, они спасали жизнь Марии.

Я прижала руку к губам, чтобы унять рвущийся крик, и поняла, что по моим щекам текут слезы.

– Все будет хорошо! – Кирилл крепко привлек меня к себе, и я, уже не сдерживаясь, зарыдала у него на плече. – Слышишь, Дашка? Ее обязательно спасут!

Мои губы еще горели от поцелуев Кирилла, но в наших объятиях больше не было страсти. Я цеплялась за его плечи, как в ту ночь, когда он разбудил меня от кошмара. Только на этот раз все было еще страшнее, ведь опасность Марии угрожала наяву. Мое сердце колотилось от страха, а палата, еще недавно служившая нам танцполом, превратилась в склеп.

– Что, если она умрет?.. – испуганно всхлипнула я.

– Этого не будет! Даже не думай об этом, – заявил Кирилл, гладя меня по голове.

Но я не могла не думать. Ведь если Мария умрет от этого проклятого вируса, которым уже была заражена в самолете, то следующие на очереди – мы.

Смыв косметику в ванной, я переоделась из платья в футболку Кирилла, в которой спала накануне. В ней было удобней, чем в шелковой пижаме. А еще можно было представить, что мы с Кириллом вместе, и я одолжила футболку у бойфренда.

Из ванной я быстро проскользнула в постель и накрылась одеялом. Вскоре незнакомая медсестра принесла нам градусники. Кирилл спросил ее о здоровье Марии, но девушка ничего не знала – это была студентка медвуза, которая только сегодня приступила к работе.

Пять минут, пока мы измеряли температуру, показались мне самыми долгими за все время, проведенное здесь. Мне мерещилось, что я уже чувствую жар подступающей лихорадки, и, взглянув на шкалу градусника, я с облегчением выдохнула:

– Тридцать шесть и шесть!

– Как обычно, – отозвался Кирилл, поднимаясь со своей койки, чтобы вернуть градусники в ящик. – Тушу свет?

– Да, давай. Хочу спать, – соврала я, хотя сна не было ни в одном глазу.

Но после того, как мы целовались на постели, мне было неловко находиться наедине с Кириллом и делать вид, что ничего не произошло. Уж лучше молча лежать на кровати и таращиться в темноту.

Время от времени потолок освещал свет фар от проезжающей машины. Кто-то возвращался домой, с работы или из театра, или ехал на вечеринку в клуб, а может – на позднее свидание. За стенами больницы жизнь продолжалась, а для нас двоих она замерла внутри карантинного бокса. Уже шесть дней мы провели наедине друг с другом, не расставаясь ни на минуту. Если бы мы ехали в поезде из Москвы, то, наверное, уже подъезжали бы куда-нибудь к Владивостоку. Интересно, многие ли попутчики этого поезда влюбляются друг в друга? А если бы я попала на карантин не с Кириллом, а с другим парнем – он бы тоже меня зацепил или оставил равнодушной? Сработал эффект попутчика или мы правда оказались теми половинками, которые случайно встретились – так странно и неожиданно? Сейчас мне было трудно представить, что я могла хохотать над любимой комедией, бродить по виртуальной галерее и танцевать сальсу с кем-то, кроме Кирилла.

– Раз-два-три, раз-два-три, – звучал в голове голос тренерши, и я снова скользила в объятиях Кирилла в зажигательном и чувственном танце.

– Даш, ты спишь? – внезапно позвал меня Кирилл шепотом.

Я замерла мышкой и, услышав, как скрипнула кровать, поняла, что Кирилл приподнялся на локте и смотрит на меня в темноте.

Чего он хочет? Больше всего на свете я мечтала, чтобы Кирилл сейчас меня обнял. И больше всего на свете я этого опасалась. Кирилл и так подобрался ко мне слишком близко, ближе всех моих парней. И если я впущу его в душу, а он меня обманет и вернется к Веронике – мне придется собирать свое сердце по осколкам. А мне никак нельзя быть слабой, иначе не выживу. Поэтому я притворилась спящей, а он шумно вздохнул, откинулся на подушку и вскоре заснул.

Я слушала его размеренное дыхание и гадала, что же он хотел мне сказать.

Уже давно стихли все звуки в больнице. И свет фар больше не разгонял темноту – город погрузился в глубокий сон. Тьма обступила меня – давящая, тревожная, и наконец я провалилась в сон, который не принес мне покоя, а с головой утянул в мой привычный кошмар.

– Не уйдешь, Дашка. Цып-цып-цып!

Я снова была беззащитной девчонкой, которая металась в своей деревенской спаленке и уворачивалась от обезумевшего от похоти дяди Гриши.

Мясник двинулся на меня всей тушей, тесня к кровати и обдавая запахом перегара и пота. У меня не было ни единого шанса. Кроме выломанной половицы, прикрытой ковриком. Я забегала из стороны в сторону, ведя его в нужном направлении.

– Я тебя поймаю, цыпленочек! – расхохотался дядя Гриша, раскинув руки.