Яна Егорова - «Застенчивый» спасатель [СИ litres]

Вернулись на свои места, встали рядом, как обычно стояли во время смены. Лишь сейчас до меня дошло, что у Генри разбита губа.

– Ты… Зачем ты… Генри!

Он заметил, на что я показываю. Провел пальцем по уголку своих губ, там была кровь. Оберг перехватил мое запястье, потому что я уже двинулся наказать обидчика моего дельфина!

– Нет. Стой, Клим, – наружу показались белые клыки, они тоже были испачканы в крови. – Это не большая цена за тебя. Я даже отблагодарю его при случае.

Остановился.

– Ты это серьезно?

– Серьезно, Клим. Я узнавал, – сиреневые глаза снова налились болью, – могло ничего не получиться. Пятьдесят на пятьдесят.

Категорически не согласился с ним:

– Я не мог не вспомнить тебя. Это невозможно!

– Нет, стой. Не здесь. Мы должны завершить смену.

Если бы он упрямо не остановил меня, я бы перекинул его через плечо и уволок отсюда. В моей груди пели птицы и шумело лазурное море. Я буквально слышал шум волн и чувствовал тепло нашего солнца.

– Я тоже очень хочу, но мы должны. Потерпи. Потом… – сиреневые глаза лукаво сверкнули, – будет все, что захочешь.

Мой ответ увяз в хрипе:

– Совсем все? Обещаешь?

– Обещаю, Клим.

Я проглотил цистерну слюны, которая еще довольно долго мешала мне начать разговаривать. Меня захлестнули и чувства к нему, и воспоминания. Все, что мог сделать, занять свой пост рядом с ним. Плечо к плечу, чтобы хоть таким образом быть с Генри.

– Где тут раненный спасатель? – девчонки привели медсестру.

Ирина Львовна пришла с чемоданчиком. Его обступили, только это никак не помешало нам смотреть друг на друга поверх их голов.

– И это рана? Разбили губу, что такого?

– Вы должны ему помочь! – впереди остальных подпрыгивала Маша. Каким образом она здесь материализовалась? – Вы видите, его избили! Я уже вызвала полицию.

– Зачем? – поинтересовалась Ирина Львовна, доставая из чемоданчика какую-то жидкость и наливая ее на ватный тампон.

Генри был похож на статую. Взгляд сиреневых глаз всецело принадлежал мне. У меня мозг закипал, ведь в этот момент начинаю осознавать, что он здесь из-за меня. Он приехал, делал все это, ходил за мной… Он спровоцировал мужика, чтобы тот его избил лишь для того, чтобы я вспомнил его. Я переступил с ноги на ногу. Обхватил свои плечи руками, останавливая себя изо всех своих чертовых сил – хотел отогнать всех от него, обнять! Он все это сделал ради одного меня! Вчера успокаивал, был рядом и терпел тупого меня, который никак не мог его вспомнить!

Последний раз слезы на моих глазах были в детстве. Я вдруг понял, что реальность вокруг намокла. Шмыгнул носом, провел под ним рукой. Черт! Этого всего просто не может быть…

Спустя полчаса мы, наконец, поговорили. Когда все ушли, а мы остались наедине. Я даже прогнал Рунаевского, хотя ему было очень интересно, что же такое произошло и почему я теперь не отхожу от новенького.

– Тебе уже лучше? Как твоя голова?

– Болит. Но я счастлив, Генри. Боль пройдет.

– Так должно быть, врач говорил об этом. Ты, наверное, хочешь многое узнать?

Я старался унять дрожь во всем теле. Слабо это у меня выходило.

– Да.

Мы оба говорили и старались не смотреть друг на друга. Все наше внимание было направлено на людей в бассейне, потому что стоило бы только нам повернуться друг к другу – ни о какой работе речи бы больше не шло.

– Чем все закончилось с Ноа? Он все еще на свободе?

Генри понизил голос, мимо нас постоянно кто-то ходил. Но мы должны были хотя бы поговорить. Теперь, когда мы снова рядом, хоть это должны были использовать.

– Сперва скажи, что ты кричал про “Теслу”, когда стоял на вышке? И почему потом спрашивал, живой ли я?

– Про “Теслу”? – нахмурился, в башке еще бардак, трудно сосредоточиться. – Это… это было первое воспоминание, которое ударило мне в голову. Ты был в опасности тогда и сегодня. В тот день…

– Когда случилась драка? – подсказал он.

– Да, прямо перед ней. Я вышел из лифта и принял решение свалить из отеля. Уехал на экскурсию. По дороге наткнулся на Наташу, взял ее с собой. Надеялся хоть что-то узнать, ведь именно она первой заговорила про Ноа.

Я говорил и машинально повторял любимый жест Генри – крутил перстень на пальце. Внезапно этот один поток воспоминаний, перебила мысль:

– Генри!!!

– Что?

– Сорок пять тысяч долларов?!

Показал ему руку, на которой был перстень. До меня только что дошло…

– До меня только что дошло! Ты в своем уме?

Оберг оголил обожаемые мной клыки, чем чуть было не спровоцировал меня на несанкционированный поцелуй. Он ткнул меня пальцем в грудь. Остановил. Еще шире улыбнулся:

– Не в своем уме не я, а ювелир, у которого ты был.

– Почему? – опешил я.

– Потому что цена перстней сто одна тысяча. Евро.

– Что-о-о?!

– За каждый, – наследник Обергов хохотнул в кулак.

Он откровенно забавлялся, хоть и любя. Я отчетливо видел это. Потоки обожания, которыми он швырялся в меня, их генерировали его волшебные сиреневые глаза. Я поднял руку, еще раз на свету посмотрел на перстень. А ведь я его чуть не выбросил.

– Дурень, это же целое состояние! Зачем ты столько истратил? Мне от тебя достаточно и нитки.

– Состояние для меня, Клим, это ты. Нет! Нет, не приближайся. Вернемся к Ноа.

Я с трудом выдавил, хрип полностью поглотил мой голос. Уже еле сдерживался:

– Вернемся. Потом я хочу вернуться к тебе.

– Вернешься.

Мне пришлось заставить себя отойти от него на шаг. Дело было совсем плохо. Вокруг полно народу, а я готов его сцапать прямо при всех, и не волнует.

Генри помог мне очухаться, напомнил:

– Наташа первой заговорила про Ноа.

– Да. Заговорила, – согласно кивнул, поднимая ворох неприятных воспоминаний. – Пробовал в дороге ее разговорить, молчала или убегала от ответа. На обратном пути мне позвонил Витька. Это сын тети Светы, женщины, которую отравили.

– Она тебе как вторая мать, – проговорил Генри.

– Да. Позвонил Витька отсюда, из Екатеринбурга. Сказал, что ей уже дали противоядие, все отлично, они под крылом у полиции. Наташа слышала этот разговор, хотела настучать Ноа, я отобрал у нее телефон и разбил его. Пытался дозвониться тебе – ноль результата.

– Странно. Мой телефон молчал.

– Не удивлюсь, если он в этом замешан. Я не дозвонился тебе, зато он дозвонился мне. Посмеялся, сказал, что систему твоей “Теслы” взломали, что ты думаешь, будто бы я в аэропорту и мчишься туда. Сказал, что тебя очень жаль. Я рванул за машиной, хотел тебя догнать. Драйвер, к которому обратился, наплел что-то про неисправность кабриолета. Повел меня к нему, в результате я оказался в подворотне. Потом драка. И все. Больница. И я… я забыл тебя, Генри. Не могу понять, почему забыл именно тебя и все, что было с тобой связано. Ведь ты… ведь ты стал центром моей вселенной.