Кира Шарм - Пленница тирана

— Ты — мой гость. И я рад доставить тебе такое маленькое удовольствие.

Ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.

Но у обоих лица, — бесстрастная холодная маска. Ничего не понять, не разобрать…

Меня снова подхватили за руки охранники и поволокли отсюда.

Куда? Что теперь со мной будет? Неужели — обратно, к себе??? Продолжить то, что остановил Сармат?

Затащили в какую-то комнату, — их оказалось много здесь, наверху, в извистых коридорах.

А я уже выдохлась, даже сопротивляться не пыталась, — да и какой смысл? Все равно не поможет…

Обреченно только закрыла глаза и судорожно сглотнула, когда меня усадили на постель. Сейчас будут издеваться… И еще с большей злостью после того, как их остановил Сармат…

— Повезло тебе, сучка, — тяжелая рука схватила за подбородок, но не ударила. — Спас тебя Морок.

Спас? Повезло?

Будто в дурмане, через пелену и гул в ушах доносились до меня слова. И лицо того, кто говорил расплывалось, множилось, плыло перед глазами, теряя форму.

— Да не дергайся, — снова со злостью замахнулся, — сама не заметила, как отшатнулась назад. — Никто тебя теперь не тронет.

Это — правда? Он действительно это говорит? Или так со мной играет подсознание, и я слышу то, на что уповаю?

Но рука останавливается в миллиметре от моего лица, так и не ударив.

Неужели — правда?

И тот человек — действительно меня спас? Вот так легко, — всего несколькими словами?

— Меня отпустят? — спрашиваю, еще не веря. Голос дрожит, да меня всю колотит.

— Да, — мрачно раздается голос Сармата. — Теперь тебя отпустят. Ванная справа. Приведи в себя в порядок, — мне в лицо летит какая-то тряпка. Платье, — понимаю, успев его поймать на лету.

Неужели? Да? — все еще боюсь в это поверить. Я — свободна?

Не задавая больше вопросов, буквально подпрыгиваю и влетаю в ванную комнату.

Судорожно тру тело мочалкой, смывая с себя кровь и все их омерзительные прикосновения. Не стоит больше ничего говорить, ни о чем спрашивать! Бежать отсюда, — и поскорее, пока не передумали!

— Зря платье надела, — когда возвращаюсь в комнате нет уже мужчин, от чего снова вздыхаю с облегчением.

Но меня ждет женщина, — лет пятидесяти, навскидку, в восточной одежде. Никогда не видела ее здесь.

— Зафира меня зовут, — сухо сообщает она, окинув меня ничего не выражающим взглядом. — Снимай платье и ложись на кушетку. Все снимай.

— Но…

О, Боже! Нет! Неужели Маниз все-таки передумал?

И зачем я только пошла мыться? Бежать надо было, сразу же! Плевать, в каком виде!

— Меня отпустили, — бормочу с отчаянной надеждой.

— Отпустили, — кивает головой, соглашаясь. — К Мороку тебя отпустили, девочка. Ты теперь принадлежишь ему. Хозяин тебя подарил своему гостю.

Что???!!!

Ничего понять не могу, — как это — подарил? Как это — принадлежу?

Господи, — да что же за порядки у них здесь такие? То — пальцы отрубить собираются и отдать на растерзание охранникам, то, — вдруг я, оказывается, стала чьим-то подарком?

— Повезло тебе, — Зафира, все так же, совершенно бесстрастно подходит ближе, щупает пальцами мои губы, грудь, поднимает волосы, — а я стою, как изваяние, и даже руки поднять не могу, чтобы пресечь это. — Теперь у тебя есть свой господин. Он теперь твой хозяин, — будет доволен, ни в чем нужды иметь больше не будешь! Защитит, все даст, все решать теперь в твоей жизни будет.

Только трясу головой, как будто от этого наваждение пропадет. Хозяин? Я теперь — его вещь, что ли?

— Ложись, — Зафира кивает головой на кушетку и я, будто во сне, послушно стряхиваю платье и таки ложусь — а куда деваться.

Непонятно откуда появившиеся девушки начинаю разминать мое тело, — каждую косточку, до приятной расслабленной неги, втирая в кожу какие-то ароматные масла. Даже приятно становится, — тело как будто оживает, несмотря ни на что…

То же самое происходит и с волосами, — мне не дают их ни высушить самой, ни причесать.

Расчесывают тоже двое, что-то в них втирая, — а я, уже сидя перед зеркалом, с удивлением смотрю на собственное отражение, — вечно непослушные волосы так и сияют, мягкой волной окутывая ниже пояса, а кожа — так будто светится изнутри. Прямо и не я…

— Снимай, — Зафира дергает за резинку бюстралтера, и я, вздохнув, начинаю снимать белье.

На меня тут же набрасывают прозрачное белоснежное платье, — оно похоже на тонкое облако, что идеально окутывает мою фигуру. А сверху надевают какой-то длинный то ли халат, то ли балахон.

— А белье? — губы слушаются с трудом, да и сама я никак не могу очнуться, поверить в происходящее, — уж слишком все нереально и ненормально.

— Белье тебе не понадобится, — усмехается Зафира, утаскивая меня из комнаты, а после, — и по ступенькам вниз.

Сердце колотится, как сумасшедшее, — но нас никто не останавливает, даже когда мы выходим из «Звезды».

Проходим двор, садимся в машину, — и все по-прежнему спокойно.

Теперь уже сердце, снова срываясь, начинает биться совсем иначе, — все-таки, я действительно на свободе, хоть и никак не могу в это поверить!

Бросаю последний взгляд на это страшное место, — замечая, как с ненавистью смотрит на меня через окно кухни Дара. Теперь уже не сомневаюсь, — это она подкинула мне в сумку ту проклятую еду! Только вот кому я теперь об этом расскажу?

Дыхание замирает, — из другого окна я вижу напряженно смотрящего на отъезжающую с нами машины Сармата. Даже кулаки сжал и губы — напряженная злая линия. Ему-то что? Он таких, как я, еще кучу наберет! Сколько дурочек на острове только и мечтают, чтобы попасть в «Звезду» на работу! И только я теперь, — даже на рынок, дворником пойти готова, лишь бы больше никогда не приближаться ни к этому месту, ни к этим людям!

— Совсем меня не слушаешь, — Зафира дергает меня за рукав и больно сжимает руку у локтя.

— С хозяином, — не разговаривать! Звука издать чтоб не смела! Будь покорна, исполняй все, что он скажет, — и глаз не поднимай! Твой хозяин должен быть доволен тобой, иначе вернет Манизу. А уж тот, — будь уверена, — накажет тебя за недовольство своего гостя похлеще, чем за воровство!

— Это надолго? Ну, — в смысле — я к нему? И после этого — меня же отпустят? В «Звезду» уже не вернут? А делать что будет нужно?

— Надолго? — Зафира запрокидывает голову и начинае смеяться, — таким противным коробящим звуком, что и вороны приятнее каркают. — Ты теперь ему принадлежишь! Навсегда! А делать он с тобой будет все, что захочет. Так что — будь мудрой, девочка, — к ней снова возвращается прежняя бесстрастность. — Делай все так, чтобы он был доволен. Если захочет обратно Манизу отослать его подарок, — лучше бы тебе и не рождаться, Маниз будет оскорблен.

Черт! Совершенное какое-то безумство! Я что — вещь или рабыня?