Эмма Скотт - Зажечь небеса [litres]

Наконец она обмякла на мне, ее жаркое дыхание обжигало мне грудь.

– Боже мой, Уэстон, – выдохнула Отем, утыкаясь макушкой в мой подбородок. – У меня голова идет кругом. – Ее рука скользнула вниз. – Ты такой твердый. Можно я?..

– Нет, не здесь.

Она смотрела на меня, и в полумраке ее глаза поблескивали. Я пригладил ее упавшие на лицо волосы и покачал головой.

– Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было, – тихо пробормотал я. Погладил ее по щеке, потом снова зарылся пальцами в ее волосы. – Никто не знает меня так, как ты. Никто.

– Я чувствую то же самое. С тобой я могу быть самой собой.

– Мне столько нужно тебе сказать, – прошептал я.

Отем слегка отстранилась и нахмурилась.

– Что случилось? – спросил я.

– Ничего, – ответила она. – Просто… Давным-давно мне приснился один сон, и в нем ты тоже произнес эти слова.

– Это правда. Слишком много…

Она вздохнула.

– Знаю, страшно вот так рисковать нашей дружбой, но сейчас я чувствую… мне трудно это описать, но мне кажется, что сейчас мы именно там, где должны быть. Ты тоже это чувствуешь?

Я кивнул.

– Да, я тоже. Здесь и больше нигде.

– Давай пока остановимся на этом. Хорошо? – Она провела по моей скуле кончиком пальца. – Это такой идеальный момент.

Она медленно поцеловала меня, потом положила голову мне на грудь, уткнувшись затылком мне в подбородок. Мы обнимали друг друга, а дождь тихо барабанил по машине, и кругом царила темная ночь. Отем протянула тонкую руку и кончиком пальца начертила букву У и сердечко на запотевшем оконном стекле.

Я закрыл глаза и крепче прижал ее к себе. Наконец-то она в моих объятиях, и я боялся ее отпускать.

2 марта 20–

Я влюблена в Уэстона.

Черт возьми, я люблю его до безумия, я чувствую эту любовь каждой клеточкой тела, каждой молекулой. Я не просто спрыгнула с утеса, я лечу вниз и весело хохочу.

Я не сомневаюсь в себе и не сомневаюсь в нем. Нет ни капли недоверия. Я даже не задаюсь вопросом, настоящие ли это чувства или плод романтических надежд и красивых слов, которые даже не были произнесены. Я чувствую нас. Вижу нас в глазах Уэстона. Я слышу нас в его голосе, когда он произносит мое имя.

Я еще никогда не испытывала ничего подобного. Никогда. Ни с кем. И я не могу представить, что испытаю нечто подобное в будущем с кем-то другим.

Впервые в жизни я знаю, кто я такая и чего хочу, и эта уверенность наполняет меня безграничной радостью. Это чувство настоящее. Я люблю Уэстона.

И я дорожу этой любовью, потому что она наша.

Я сидела, повернувшись к иллюминатору, и держала дневник так, чтобы Уэстон не видел, что я пишу.

Большую часть четырехчасового перелета до Бостона Уэстон сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку кресла. Прошлой ночью он не спал, и я подозревала, что поездка порядком его измотала.

Мы приземлились и вышли из самолета. На этот раз авиакомпания не потеряла кресло Уэстона, но мне всё равно не нравилось, что ему приходится сдавать свое средство передвижения в багаж. Я поклялась сделать всё возможное, чтобы мой проект помог исправить эту несправедливость.

Боже, мой проект. Меня распирало воодушевление. Новая цель глубоко запала мне в душу. Я посмотрела на Уэстона, ехавшего рядом со мной по телескопическому трапу.

«Потому что он глубоко запал мне в душу и в сердце. Боже мой…»

Пока мы ждали машину, которая должна была отвезти нас на вокзал, Уэстон потянул меня за руку и усадил к себе на колени – мне ужасно нравилось, как ловко и стремительно он проделывал этот маневр.

– Ты такая красивая, – сказал он, но на его лице отражалась едва ли не боль. – Как же ты прекрасна.

Я погладила его по голове.

– Как же я счастлива.

Уэстон не ответил. В его океанских глазах промелькнуло нечто странное, и это нельзя было объяснить простой усталостью.

– Всё хорошо? Знаю, ты мало спал…

Он закрыл мне рот поцелуем, совершенно лишив дыхания. Мне показалось, я того и гляди расплавлюсь.

– Такси приехало, – тихо пробормотал он. – Пора ехать.

Мы сели на поезд до Амхерста, а затем отправились к дому Уэстона.

– Мне нужно зайти в пекарню, – сказала я. – Если я не получу зарплату, у меня будут проблемы с большой буквы П. Может, позже мы могли бы… – «Заняться всякими неприличными вещами». – Встретиться?

– Ага, – тихо проговорил Уэстон, потом добавил громче: – Да. Мне нужно, чтобы ты зашла. Я приготовлю тебе ужин, а потом мы сможем поговорить.

Я хотела было поддразнить его, спросив, не является ли слово «поговорить» паролем, означающим «раздеться», но меня остановила тревога в его глазах. Возможно, он нервничает, боясь, что его тело подведет его, если дело дойдет до секса? Мне хотелось сказать ему, что мне неважно, что случится и как, что мне просто хочется быть рядом с ним, даже если мы просто будем лежать рядом в постели и просто целоваться всю ночь напролет.

Но, сказав это, я, вероятно, смутила бы Уэстона еще больше. Не стоит нарушать его личное пространство. Нужно просто показать ему, что я люблю его таким, какой он есть, с таким телом, какое ему дано, и хочу быть с ним. Остальное неважно.

Я наклонилась и поцеловала его.

– Я заеду в пекарню, потом заскочу домой и приму душ. Вернусь к пяти, хорошо?

– Конечно.

– Что-нибудь принести?

– Нет. – Он сжал мое лицо в ладонях, погладил щеки большими пальцами. В его глазах я видела тысячи несказанных слов. – Скоро увидимся.

Я снова его поцеловала.

– Скоро увидимся.

По дороге в «Белый султан» я запоздало сообразила, что мой мобильный всё еще в режиме «в самолете», и поспешила переключиться на обычный режим. На экране появилось сообщение от Руби, отправленное несколько часов назад.

Привет, подруга. Направляюсь домой, останусь ненадолго. Скоро увидимся, целую.

Я улыбнулась от уха до уха и запихнула телефон обратно в сумку. Как же давно я не видела лучшую подругу. Я очень по ней скучала, и редкие сообщения вкупе с натянутыми телефонными разговорами не улучшали положение.

«Нам с ней нужно как следует поговорить и устроить девичник, после чего наша дружба снова войдет в прежнюю колею».

В пекарне Эдмон потчевал толпы посетителей оперными ариями – было воскресенье, и народ спешил закупиться свежей выпечкой, – а Фил метался от прилавка к кассе, принимая и выдавая заказы. Уже не в первый раз я задалась вопросом: почему Эдмон с его красивым баритоном не стал оперным певцом, выбрав вместо этого профессию пекаря?

Очередная ария закончилась, и посетители разразились аплодисментами.

– Отем, ma chère ! – Эдмон налетел на меня и сжал в объятиях. – Ты вся светишься. Поездка домой в компании с моим тихим молодым человеком прошла хорошо, а?