Уинтер Реншоу - P.S. I Miss You. Я по тебе скучаю

– Правда? – Для меня это новость.

– Таких парней немного. По крайней мере, в наши дни. И уж точно не в Лос-Анджелесе, – говорит она. – Держись за него. Держись за него крепко и никогда не отпускай.

– Я так и планировала. – На моих губах медленно появляется улыбка. Могу лишь представить, как мечтательно и отстраненно я сейчас выгляжу.

Аэрин встает и снова смотрит на часы.

– Мне нужно идти.

– Да, наверное, через пару часов объявят посадку…

– Молчи лучше. – Она прячет усмешку. Я встаю и снова обнимаю ее.

– Удачной тебе поездки в Нью-Йорк.

– Удачных тебе съемок. И я хочу как-нибудь услышать всю историю.

Аэрин катит свой багаж прочь, цокая каблуками по выложенному плиткой полу, потом скрывается в толпе пассажиров, а я возвращаюсь к чтению сценария.

Я уже скучаю по Саттеру.

Когда она успела это сделать?

Я отклеиваю желтый листок от маленького плеера, лежащего на полке рядом с раковиной в ванной. Я только что вернулся домой после того, как доставил Мелроуз в аэропорт.

ВКЛЮЧИ ЭТО, КОГДА БУДЕШЬ СКУЧАТЬ ПО МНЕ.

Сейчас я скучаю по ней сильнее, чем когда-либо раньше, к тому же меня гложет любопытство, и я нажимаю кнопку воспроизведения, помеченную маленьким треугольничком. Через секунду начинает играть запись.

Это голос Мелроуз.

Она поет. Точнее, распевает во весь голос, словно какая-нибудь звезда бродвейского мюзикла.

«…и весь этот джаз…»

Ох уж эта девушка!

Я выслушиваю песню до конца, потому что голос Мелроуз заставляет меня глупо улыбаться во весь рот и на какое-то время забыть обо всем остальном.

Черт, я могу проигрывать эту дурацкую песню даже тогда, когда принимаю душ, хотя ни за что не расскажу об этом Мелроуз. Пока еще нет. Она заполучила меня, но я не хочу, чтобы она знала, до какой степени она меня заполучила, потому что тогда она начнет злорадно хихикать, и мне придется наказать ее… покарать ее прелестный ротик, как я сделал сегодня утром после того, как мы вместе втиснулись в душевую кабину, проснувшись в шесть часов от резкого сигнала будильника.

Я сую плеер в ящик, чтобы уберечь его от сырости и случайных брызг из раковины, а потом спускаюсь вниз, чтобы проверить, как там Таккер.

В понедельник он идет в новую школу, и потому на этих выходных я хочу сделать что-нибудь особенное, чтобы эти резкие перемены не тревожили его. Видит бог, нам обоим не помешает отвлечься.

«Что собираешься делать?» – спрашиваю я его, входя в гостиную.

Он поднимает взгляд от нового телефона, который я купил ему. Отец, вероятно, заблокировал прежнюю сим-карту или просто не оплатил ее. Но ничего страшного. Этот телефон новее и лучше, по нему можно определять местонахождение… в общем, в нем есть масса современных средств для обеспечения ребенку безопасности.

Странно думать о том, что теперь я своему брату вместо родителей, несмотря на то что в некотором роде так было всю его жизнь. Я еще помню, как менял ему подгузники, учил языку жестов. Я помню, как он посреди ночи забирался ко мне в кровать, когда ему снились кошмары. Я помню, как он плакал, когда мне исполнилось восемнадцать и я уехал из дома, а он был слишком мал, чтобы понять, почему так получилось.

Я так и не справился с этим чувством вины. И оно только подпитывало злость на нашу мать. Таккер мне брат, а не сын, но как же тяжело мне было покидать его!

Но теперь есть шанс это исправить. Он все еще юн. И дальнейшая его жизнь не должна быть такой же дерьмовой, как первые четырнадцать лет – я твердо намерен позаботиться об этом.

«Ничего такого», – отвечает он мне и возвращается к игре.

Я усаживаюсь в кожаное кресло, вздыхаю, провожу рукой по волосам и смотрю в черный экран телевизора.

В доме слишком тихо.

Я отдал бы что угодно, лишь бы услышать одно из тех дурацких реалити-шоу, которые вечно смотрела Мелроуз.

На некоторое время я погружаюсь в раздумья – до тех пор, пока мой брат не откладывает телефон в сторону.

«Ты ведь женишься на ней, да?» – жестами спрашивает он с лукавой искрой в глазах.

«Неожиданный вопрос, – отвечаю я. – Но да. Когда-нибудь. Если мне повезет».

Я смотрю на часы, стоящие на прикроватном столике в отеле; красные неоновые цифры показывают, что сейчас без пятнадцати десять часов вечера. В Лос-Анджелесе нет еще и восьми, и Саттер знает, что я должна связаться с ним примерно в это время, и тот факт, что он не отвечает на вызов, – повод обеспокоиться.

Я прибыла на съемки в Луизиане три недели назад, а значит, прошло уже три недели с тех пор, как я поцеловала его на прощание, три недели с тех пор, как я ощущала жар его губ и трепет в своей груди от его взгляда.

Видеть его на пятидюймовом экране телефона – это совсем не то же самое.

Мой палец зависает над зеленой кнопкой. Я не хочу продолжать вызывать его. Наши отношения еще слишком новы, и я не хочу выставлять себя психованной собственницей, которая бомбардирует его телефон сообщениями и вызовами, считая, что должна быть первым приоритетом в жизни своего парня.

Саттеру нужно присматривать за братом. Я не посмею требовать, чтобы юный Таккер оказался на втором месте после меня. Никогда в жизни я такого не потребую.

Я откладываю свой телефон и направляюсь в ванную комнату своего номера. Там я смываю дневной макияж и причесываюсь, готовясь ко сну. Дни здесь кажутся ужасно длинными, но вставать приходится в пять утра, и это очень раннее пробуждение.

Покончив с водными процедурами, я забираюсь в постель рядом с Мёрфи, вытягиваюсь под прохладными гостиничными простынями и проверяю свой телефон, на миг понадеявшись, что пропустила вызов.

Но вызова не было.

Протянув руку, я щелкаю выключателем лампы, стоящей на прикроватном столике, и комната погружается во тьму.

Уже закрыв глаза и наполовину растворившись в царстве снов, я слышу стук в дверь. Я поворачиваюсь на бок. Ни у кого нет повода – по крайней мере, веского повода – беспокоить меня в этот вечерний час. Мы все устали, мы все должны отдыхать, потому что завтра предстоит снимать важную сцену.

Я сую руку под подушку и крепко зажмуриваюсь. Должно быть, кто-то ошибся номером, он сейчас это поймет и уйдет.

Но настойчивый посетитель стучится снова. И снова.

Включается кондиционер, наполняя комнату звуком, похожим на смесь жужжания и гула – спать под него почти так же трудно, как под запись раскатов грома, установленную на мой телефон в качестве будильника.

Вздохнув, я отбрасываю покрывало, подхожу к двери и встаю на цыпочки, чтобы заглянуть в глазок. Слабый отблеск света из коридора раздражает мои глаза, привыкшие к темноте, и я протираю их, отпрянув от двери. Потом предпринимаю вторую попытку – и я готова поклясться, что все-таки сплю.