Джудит Макнот - Помнишь ли ты...

Коул окинул ее удивленным взглядом.

— А разве у меня есть выбор?

— Моя квартира, — невинно заявила Диана, — или «Балморал».

— Выбираю квартиру. Она кивнула:

— Пожалуй, тебе стоит позвонить пилотам и предупредить их, что у тебя изменились планы, и принести чемодан сюда.

Воспоминания о минувшей ночи нахлынули на Диану, едва она начала застилать свежим бельем кровать в комнате для гостей. Эти сны казались такими реальными и вместе с тем… вымышленными: плывущее по воздуху ложе, демон-любовник, заставивший Диану вести себя смело, как никогда прежде, настойчивые губы, руки — нежные и сильные…

Она потрясла головой и потянулась за наволочкой, смущенная собственными мыслями, но видения вернулись вновь. Голубые огни. Темная комната с низким потолком, наполненная паром, дымом или чем-то другим, серым и полупрозрачным.

Коул бесшумно вошел в комнату с черным чемоданом в одной руке и кейсом в другой.

— Можно?

Со сдавленным криком Диана обернулась, но тут же рассмеялась:

— А, это ты…

Коул тревожно оглядел ее, ставя кейс на пол:

— Кого же ты ждала — Джека Потрошителя?

— Вроде того, — сухо отозвалась Диана.

— Ты нервничаешь из-за меня? — не отставал он. Обернувшись, Диана проследила, как он медленно снимает пиджак, — неожиданная интимность этого заурядного действия словно загипнотизировала ее.

— Нет, конечно, нет! — фальшивым тоном заверила она. Не сводя с Дианы глаз, Коул уронил пиджак в кресло, ослабил галстук и снял его через голову. На миг Диане показалось, что он собирается раздеться прямо перед ней.

Понимающая улыбка тронула уголки его губ, когда Коул расстегнул верхнюю пуговицу своей белой рубашки.

— Нет, ты нервничаешь из-за меня, — заявил он. Диана попыталась оправдать свое поведение и прибегла к полуправде.

— Ты и в самом деле здесь ни при чем. Пока ты спускался к машине, мне вспомнился сон, который я видела вчера ночью. Он был… довольно впечатляющим…

Коул расстегнул вторую пуговицу, и у него странно блеснули глаза.

— Что же это за сон?

— Помнишь давнишний триллер «Ребенок Розмари»?

— Кажется, в нем женщину чем-то одурманили, а затем принудили к сношениям с дьяволом?

Диана кивнула и отвернулась, включив ночник.

— Ну так вот, — продолжала объяснять она, отходя к двери, — вчера ночью я была этой женщиной.

Пальцы Коула застыли.

Не замечая, какой словесный удар только что нанесла, Диана шагнула через порог, но остановилась, положив руку на выключатель:

— Твоя ванная вот здесь. Может, тебе нужно что-нибудь еще? Подумай, пока я не легла.

— Не помешала бы перевязка, — сардонически заявил он. Диана быстро оглядела его изумленно распахнутыми глазами:

— Для чего?

— Для моего эго, Диана.

Диане показалось, что она ослышалась. Кивнув, она вышла из комнаты.

— Спокойной ночи.

Оказавшись в безопасности за дверью собственной спальни, Диана машинально отдалась ежедневному ритуалу перед отходом ко сну. Под душем она вспоминала названия всех статьей в трех последних номерах «Красивой жизни». Пока она сушила волосы, ей взбрело в голову припомнить имена тех, с кем училась в седьмом классе. Надевая пижаму, она принялась составлять список рождественских подарков.

Наконец, подойдя к туалетному столику, чтобы проверить, на какое время поставлен будильник, Диана разразилась слезами.

Выхватив пригоршню салфеток из коробки, она босиком прошлепала к шезлонгу в дальнем конце комнаты, рухнула в него и разрыдалась. Впервые с тех пор, как она взяла в руки номер «Инкуайрер»и прочла о свадьбе Дэна, она упивалась жалостью к себе. Закрыв лицо руками и прижав к глазам салфетку, она раскачивалась из стороны в сторону и рыдала.

Она вспомнила, как хвалил Дэн ее ум и внешность и молчал, не желая критиковать вслух ее поведение в постели.

— Ублюдок! — прошептала женщина и заплакала еще горше.

Диана подумала, сколько лет потеряла, пытаясь подстроиться к его ритму жизни — только затем, чтобы отдать его какой-то девчонке.

— Чудовище! — всхлипнула она, не переставая раскачиваться.

Мысли о нелепом браке с Коулом Гаррисоном вызвали новый поток слез.

— Чокнутая!

Представив себя пьяно шатавшейся во время церемонии, она простонала:

— Идиотка!

Потом ей вспомнилось, как сегодня утром Коул галантно ухаживал за ней, помогая справиться с похмельем, и добродушно усмехался, рассказывая о ее выходках предыдущей ночью.

Диана задумалась о сне, о мужчине, который пытался отвергнуть ее дурацкие поползновения. И не сумел. Он ясно дал ей понять, что сексуальная и эмоциональная близость не входит в условия их договора, и она согласилась. А потом при первом же удобном случае бросилась ему на шею, и только благодаря доброте Коул преодолел свое отвращение и занялся с ней любовью.

А она в ответ на его доброту, внимание и самопожертвование только что нанесла ему чудовищное оскорбление, сравнив его любовь с ужасной сценой из «Ребенка Розмари». Коул слишком гордый, он болезненно воспринимает разницу в их социальном положении, и, должно быть, это замечание уязвило его гораздо сильнее, чем то, что она забыла о случившемся.

Измученная, Диана уткнулась головой в колени. Плечи у нее тряслись от стыда и отчаяния.

Она плакала до тех пор, пока у нее не заныло в висках. Немного успокоившись, Диана вытерла глаза и высморкалась. Задумчиво разглядывая картину на противоположной стене, она заново оценила прошлое и задумалась о будущем. Надо нанять более опытный персонал, перепоручить ему часть своих обязанностей и позаботиться наконец о себе. «Я отправлюсь в Грецию, — решила Диана, — в роскошный круиз по островам, навещу друзей в Париже, осмотрю все памятники Рима, увижу Египет. Возможно, отважусь на мимолетную связь. Или даже две. По современным меркам я живу, как монахиня. Я заслужила отдых, более чем заслужила. Но я постараюсь не нарушить договор с Коулом и ничем не оскорбить его».

Коул… С минуту Диана обдумывала ситуацию, а затем выбралась из шезлонга и решительно нашарила в шкафу халат. Она просто обязана извиниться перед Коулом.

Прислонившись к стене и стиснув челюсти, Коул прислушивался к душераздирающим рыданиям из соседней комнаты. «Я — пария, — думал Коул в приступе презрения к самому себе, — дьявол, уничтожающий все, к чему прикасается. Я всего лишь Гаррисон, мне не место среди порядочных людей. Кто дал мне право считать, будто я смогу подняться выше любого другого Гаррисона?! Я умею делать деньги, покупать дорогую одежду, следить за собой, но мне никогда не отмыть грязь Кингдом-Сити, приставшую к душе и заложенную в моих генах.

Я мог бы заключить сделку с любой женщиной на свете — с, актрисой, официанткой или какой-нибудь пресыщенной аристократкой — таким же нравственным и духовным банкротом, как и я сам». Диана Фостер не относилась к числу этих женщин — она была совсем другой. Изысканной. Очаровательной. Неприкосновенной.