Евгения Воронюк - По ту сторону грозы

-Я хочу спать с тобой, - сообщил Тоха, обнимая папу.

-Не сегодня, папа устал – начала Марина, и даже слезы, выступившие на ее глазах, не затронули сердце Миши.

-Папа! – Тоха повернулся, заглядывая в глаза отцу – пожалуйста.

-Хорошо, - даже ничего не помня, и мало что, зная, он понимал, что детская любовь слишком искренняя, ее предавать нельзя.

Он уложил сына посередине, отгородившись тем самым от жены, и всю ночь вздрагивал, когда малыш прислонялся к нему. Проснувшись утром на рассвете, он обнаружил, что Тоша спит у него на груди, и крепко держит его за руку.

Злость и тоска охватили его в этот момент. Он не помнил ничего, но дети не лгут, он его сын, а она его жена. От жены уйти можно, но как уйти от детей?

-Папа, - сонно пробормотал Тоха, прижимаясь к нему всем телом.

-Спи, - прошептал Миша, аккуратно разжимая маленькие пальчики, крепко державшие его за руку.

Встав с кровати он с удовольствием обнаружил что Марина спит, и наслаждаясь одиночеством отправился на кухню. Заварив чай, он сидел на высоком барном стуле и смотрел в окно. «Как теперь жить? Может лучше уйти? Дети привыкнут, Марина найдет кого-нибудь». Хотя это не честно, она год боролась за него, год, была рядом, пока он был в коме, пока выходил из нее. Их связывает жизнь, целая жизнь, которую он не помнит. Но она же помнит ее! Часы в гостиной пробили семь, и в кухню зашел Стасик.

-Доброе утро, - сказал Миша, с интересом рассматривая сына.

-Доброе, - он сделал себе чай, и, достав из холодильники заготовленные бутерброды, положил их в микроволновку – Будешь?

-А что это? – Миша с любопытством наблюдал, как Стасик колдует над микроволновкой, нажимая какие-то кнопки.

-Бутерброды, через минуту будут горячие.

-Буду, - микроволновка звякнула, сообщая, что минута прошла, Стасик выложил горячие бутерброды на тарелки и поставил на стол, присаживаясь напротив.

-Странный вкус у этих помидор, - сказал Миша, с интересом рассматривая тянущиеся нити сыра.

-Это не помидоры, это кетчуп.

-Кетчуп, соус в смысле?

-Да.

-Ну, он же тоже из помидор делается, а на вкус как что-то неестественное.

Стасик пожал плечами:

-Раньше тебе было все равно. Скажи Ольге, она сделает тебе с помидорами.

-Ольге?

-Повару.

-А что, не мама готовит? – прикусил язык, но поздно, Стасик внимательно смотрел в его глаза.

-Нет, она занята, ей не до готовки.

Опять неловкая тишина, Миша смотрел на парня, похожего на него самого, в том, что это его сын сомнений не было. Высокий, темноволосый он унаследовал его нос и губы, выражение глаз, и, по-видимому, характер. Стасик не затронул сложную тему, лишь ободряюще улыбнулся.

-Хочешь, еще один разогрею?

-Хочу.

Порывшись в холодильнике, он радостно помахал Мише помидором. И нарезав, вложил его в бутерброд.

-От кетчупа, конечно, я не избавлюсь, но помидорчик свежий.

И подумав, положил и себе в бутерброд.

-Спасибо, - жуя его Миша ощущал себя скверно, сын не смотрел на него и не заговаривал, - прости меня.

Стасик посмотрел на отца, долгим и спокойным взглядом, более присущим мужчине, нежели мальчику, и взгляд этот пробрал Мишу до костей.

-За что, пап? Ты не виноват что забыл нас, никто не виноват – и положив руку на ладонь отца ушел, оставив его в одиночестве.

«Забыл нас». Эти слова еще долго терзали его, повторяясь вновь и вновь, как заевший диск. Он их отец, и он забыл их.

Встала Марина, пришла домработница, Тоха пошел в садик. Они все жили своей жизнью, у них были дела и заботы, у него же была лишь щемящая душу пустота. Огромным камнем лежавшая на сердце.

Дни шли, сменяя друг друга, постепенно он приспосабливался жить рядом с людьми, считавшими его частью своей семьи. Но недели не помогали ему свыкнуться, не помогали полюбить тех, кто год ждал его возвращения. Полюбить ребенка, нарисовавшего целую кучу картинок, где папа возвращается домой; мальчика, нуждающегося в отце, совсем юного, но уже мужчину; и женщину, что находилась рядом с ним, двадцать лет брака и целый год в больнице. То, что связывало их эти долгие годы, осталось в той жизни, до комы. Теперь же он просыпался рядом с женщиной, чужой и далекой как та жизнь, которой он жил до аварии.

Марина хотела измениться, хотела стать той, что нужна ему. Говорят, что когда люди уходят из нашей жизни, мы храним лишь радостные воспоминания о них. Он не ушел, не умер, он все еще рядом. Но вспоминая их жизнь, она видела лишь ссоры и обиды, ей казалось, что он придерается, сейчас же она посмотрела на себя со стороны. «Сколько времени я провела со своими детьми? Нужно было больше. Какой у Стасика любимый цвет? У него есть девочка? Я совсем ничего не знаю о них. Я плохая мать». Миша не видел ее слез, не знал и не понимал ее чувств. Он не спрашивал ее ни о чем, она не рассказывала. В тайне Миша надеялся, что рано или поздно она найдет кого-нибудь, кто полюбит ее.

Однажды вечером, когда Марина уложила младшего спать, они сидели на кухне, вдвоем, в тишине нарушаемой лишь звуком работающего холодильника.

-Расскажи мне о нас, - попросил Миша, держа в руке чашку чая.

Марина долго молчала, изучая его лицо, прежде чем ответить.

-Что ты хочешь знать?

-Все.

-Мы встретились давно, очень давно, в клубе. Ты долго ухаживал за мной, и мы поженились. Через пять лет родился Стасик, потом так получилось, что я забеременела, мы не планировали второго, но, - она улыбнулась, какой-то отстраненной улыбкой - и родился Антон.

-А мы?

-Что мы?

-Я любил тебя? – он, наконец, задал вопрос, мучавший его так долго.

-Не знаю, - прошептала она, выдохнув, - не знаю.

-А ты?

-Я? Любила ли я тебя? Да, наверное. Наверное любила.

-Любила, - Миша смотрел на женщину, сидевшую напротив, понимая, что нет, она не любила его – а сейчас?

-Миш, мы прожили в браке двадцать лет!

-Значит привычка, и дети. Да?

-Что ты хочешь, что бы я ответила? Что? Нам было хорошо вместе, была семья, дети.

-Прости меня.

-Нет.

Такой ответ озадачил его. Не зная, что сказать он допил остывший чай, и поднялся. В этом доме убирала домработница, готовила повар, с Антоном была няня, зачем он вообще женился, если все что должна делать жена, делают другие люди? Он помыл чашку, и поставил ее на место.

-Зачем ты это делаешь? – спросила Марина, так и продолжая смотреть в окно.

-Что делаю?

-Это .

Он не дал ей договорить, злость на себя выплеснулась раньше, чем ему удалось погасить ее:

-Живу? Ты это хотела спросить? Зачем я живу?

-Нет – прошептала она.

-Я лягу в зале.

-А дети?

-Скажешь, что я заснул, и ты не хотела меня будить.

Не предназначенный для ночного сна огромный кожаный диван скрипел, пока Миша устраивался поудобнее. «Может она врет? Или не знает? Может у меня была любовница?» Эта мысль озарила его, хоть как-то объясняя то ощущение потерянного рая. В его жизни была женщина, дарившая уют и покой. Надежная и преданная, любящая. Она была, и он любил ее. Как твердили все вокруг, у него был только один друг Сашка, если кто-то и был, то только он мог знать о ней. Наконец устроившись на диване, уже засыпая, он вновь подумал об Энне. Это полностью его вина, не припаркуй он машину, по ближе ко входу, ничего бы этого не было. Из-за него ни в чем не повинные люди лишились самих себя. Он вспомнил день, когда впервые увидел Энну, тогда в больнице. Как важно ему было знать, что с ней, как он старался контролировать свое сердцебиение, когда Олег Борисович сказал, что ничего не расскажет, если Миша будет так нервничать. Вспомнил, как увидел ее, такую хрупкую, и маленькую, на инвалидном кресле. Он не вспомнил ее, не вспомнил, что их связывало, и почему ему так важно было знать, что с ней, но увидев ее, на душе стало легче.