Евгения Воронюк - По ту сторону грозы

29

-Ну, как Катька? – подмигнув, Миша спросил у Саши, когда выйдя на улицу, увидел друга сидящего на террасе. Он сказал это достаточно тихо, что бы знать, никто кроме него не услышит этих слов.

-Понятия не имею. Я же сказал что… - и только тут до него дошло. Катя…. Это было до аварии… он вспомнил!

-Мишка! – и он кинулся к другу, к брату. Обнимая его и не веря, что он вернулся.

-Да, - он похлопал его по спине, - теперь это действительно я!

-Боже!

Они не заметили, как вышла Энна, как внимательно она всматривалась в Мишу, как взгляд ее блуждал по его спине, рукам, как он ласково прошелся по его щеке, как нежно прикоснулся к губам. «Я так четко видела его во сне… надо же… ».

-Эн! – Сашка первый заметил ее – он вспомнил! – зазвонил телефон, и он забежал в дом, что бы звук его не разбудил остальных

-Да?! Это замечательно! Я так рада! – и, не раздумывая бросилась ему на шею.

И он так же, не раздумывая обнял ее, слегка приподняв, как делал это миллион раз, во сне, в коме. И ужаснулся правдивости тех выдуманных им чувств. Она прильнула к нему, как будто делала это всю жизнь.

Энна прижималась виском к его не бритой щеке, как делала это во сне. Наслаждаясь запахом его тела, «такой же, как во сне!» поняла она, и это, новое знание обезоружило ее. Но сердце, так ждавшее, так надеявшееся снова испытать это, отказывалось разжимать руки, отказывалось отпускать его.

Миша все так же стоял, прижимая ее к себе, вдыхая аромат ее волос, видя, как рассыпаются они по его рукам… «О, Боже! Боже! Не может быть! Нет!». Но его руки помнили ее, его тело помнило, именно ее, именно такой.

Они отпрянули друг от друга одновременно, когда из дома донеслись чьи-то шаги. Так и стояли, глядя друг другу в глаза, со страхом, с неверием, недоумением.

-Это нужно отметить! – сообщил радостный Саша, выходя из дома.

-Обязательно! – подтвердил Миша, стараясь больше не смотреть на нее, не думать о ней. Потом, он обдумает все, потом. И по привычке, отложил эти раздумья, заставляя быть там, где находится, что бы никто, не понял его истинных мыслей.

Закончилось лето, долгое, и в тоже время быстрое. Миша боялся заговорить с Энной, боялся просто находиться с ней рядом. Сомневаясь в преданности собственного тела. Пришел сентябрь, и они с Мариной переехали в город. Дети пошли в школу, он стал брать Марину с собой на работу. Уделять ей внимание. Стараясь больше не сравнивать ее с Энной, не думать о том сне. И ему удавалось это. С трудом, но удавалось.

В середине сентября, когда лето ушло, а осень еще не наступила, деловая поездка привела его в Орлово. Саша с Энной до сих пор жили на даче, он так и остался работать у Миши, и ездил в офис от туда.

-Привет, ты где? – позвонил ему Саша.

-В Орлово, они наши. Готовь документы.

Хмурое с самого утра небо, отзывалось порывами ураганного ветра и эхом грома, где-то вдалеке.

-Отлично! – с тех пор, как к Мише вернулась память, они с Энной больше не разговаривали так, по особенному. Он не видел больше того странного, захватывающего их, и убивающего его чувства. Саша больше не боялся, что Энна уйдет, но все же неясный страх иногда возвращался. Энна всегда боялась грозы, и просила его не оставлять ее. Просила быть рядом – Миш, заедь на дачу. Энна там одна, из-за грозы выключили свет. Сможешь?

-Конечно, - но положив трубку, он уже так не думал. Как легко было забыть сон, забыть то чувство, когда она обняла его, когда вокруг была его семья, Саша. Он знал, что она чувствовала в тот момент. Ощущал ее ответное сердцебиение на своей груди, нежное дыхание на шее. «Она тоже почувствовала это».

Когда он подъехал к дому, буря уже была на подходе, зайдя в калитку, он увидел горящую свечу на кухне, и сердце сделало кульбит. Вот точно так же горела свеча во сне.

Позвонив в дверь, чтобы не пугать ее, он понял, что это возможно единственный момент, когда он может спросить ее. «Или сейчас, или никогда».

-Привет, - она открыла дверь, подсвечивая себе фонариком.

-Привет – он зашел в дом, сразу же направившись к щитовой. От части, чтобы не видеть ее, отчасти, что бы дать себе время еще раз обдумать все.

-Сашка направил? – с улыбкой спросила она.

-Ага. А то сидишь тут одна, без света, воды.

-Не нужно было. Я бы его спокойно дождалась.

Он повернулся в тот момент, когда молния ударила где-то рядом с домом, раскат грома практически оглушающий, от которого задрожало само здание, и сама земля, разнесся по округе. И увидел, не поддельный испуг в ее глазах, граничащий с паникой, увидел, как побелели пальцы, сжимающие фонарик, и дрогнула жилка на шее.

-Испугалась? – нежнее, чем хотел, спросил он.

-Немного – прошептала она. «гроза… это другая гроза… не та… все хорошо», успокаивала она себя, «тогда, это была не гроза, а взрыв. Все хорошо. Я больше никогда не «засну так», никогда».

Он вспомнил такую же грозу, бревенчатый домик, как отпрянула она от окна, и как будто кто-то иной вселился в него в этот момент, сказал:

-Иди сюда, - и развел руки в стороны, - я тебя спрячу.

И она не раздумывая, не задумываясь, все еще находясь там, в Еравии, сделала шаг вперед и окунулась в него, полностью растворившись в его тепле, в его руках, в нем самом. Только секундой позже вспомнив такой же вопрос, с его стороны, такую же грозу.

-Как звали бабушку, у которой мы жили? – спросила она у расстегнутого ворота его рубашки, желая услышать любой ответ, лишь бы, наконец, закончилась эта неизвестность.

Холодный пот выступил у него на спине, от ее вопроса.

-Нюра – прошептал он.

А дальше была тишина. Искрящаяся и звенящая.

-Как? – прошептал он, проводя костяшками пальцев по ее щеке, стирая выступившие на ее глазах слезы, - как?

-Не знаю… - ответила она, прижимаясь к его горячей ладони, - не знаю… Мик… Боже мой… Мик…

-Эни…

Мысли, разорванные, отчаянные, и ужасающие, скитались в его сознании как кочевники. Ни к чему, не стремясь, ни на чем не сосредотачиваясь. И тяжесть того, через что прошла Марина рядом с ним, и ужас от чувства долга перед ней, перед детьми, и любовь… странная, нежная, сильная, и разрушающая. Любовь, способная сломать их жизни, и жизни его детей.

«Я должен знать» решил он, но прежде чем слова слетели с его губ, он поцеловал ее. Сначала легко, невесомо, робко прикоснувшись к ее губам…. Слишком хорошо их тела помнили друг друга, слишком близко стояли их души. Он знал ее, а она его. Каждую родинку, каждый шрам.

За окнами бушевала гроза, но ни молнии, осуждающе заглядывающие в окна, ни гром, желавший остановить их, не имели значения. На кратчайший миг, показавшийся вечностью, они позволили себе забыть то, кто они, забыть тех, кто рядом с ними. Существовали только они вдвоем, не Миша и Энна, а Мик и Эни, заброшенные в другой мир, отчаявшиеся и одинокие, и влюбленные.