Наталия Миронина - Дети капитана Гранина. Нерпа моя глупая

— Коммерческая?

— В смысле? — не поняла Зоя.

— Платная пациентка?

— Да, — кивнула Зоя.

— Кто за вас платит?

Зоя моментально покраснела, вплоть до ложбинки в глубоком декольте. За себя она платила сама — и это обстоятельство делало ситуацию, по ее мнению, еще более неприличной. Выходило, что, наигравшись, ее бросили, как какую-нибудь беспородную собачонку.

— Видите ли, отец ребенка, отец возможного ребенка, он сейчас в отъезде, у нас временные проблемы, одним словом… Мы вынуждены пойти на этот шаг, а потому я пока… Пока он…

— За вас платит страховая компания? Или вы — физическое лицо? — Девица не проявила никакого интереса к сложностям Зои и отца предполагаемого ребенка.

— О господи! Вы об этом… — теперь уже побледнев, ахнула Зоя и пробормотала: — А я тут… Я физическое лицо, физическое лицо…

— Поднимайтесь на второй этаж, — несколько раз щелкнув по клавишам, бесстрастно проговорила врач, — оформляйтесь, потом спускайтесь ко мне. Процедура назначена на тринадцать часов. Вещи взяли?

— Да, — кивнула Зоя, ощущая непреодолимое желание расплакаться.

— Тогда жду вас.

В тринадцать часов Зоя дала себе слово никогда больше не встречаться с мужчинами. В четырнадцать часов она, согретая теплым одеялом и успокоенная тишиной отдельной палаты, облегченно плакала в подушку. Слезы носили явно гормональный характер — потому что Зоя и сама не понимала, о чем плакала, а уж объяснить это кому-то… Плакала обо всем понемногу, а наплакавшись, заснула. И разбудила ее няня, о которых Зоя читала в добрых книжках.

— Красавица, давай-ка я тебе супчика принесу, — негромко проговорила пожилая сухонькая женщина, склонившись к Зоиному лицу и ласково похлопав ее по плечу. — Во-первых, положено — ты деньги платила. Во-вторых, тело твое ничего еще не поняло. Оно есть запросит, а тебе скоро уезжать надо. Не дай бог, что в дороге случится.

Выспавшаяся Зоя совершенно не планировала есть, ей хотелось быстрее оказаться дома. С рыданиями поблагодарив няню, Зоя поднялась с кровати и быстро собрала вещи.

Через полтора часа, усевшись в машину, она машинально взглянула на себя в зеркало. Никакой бледности, ничего такого, что напоминало бы о мучительной процедуре, о предшествующих ей днях безумного обжорства и тошноты, о слезах в подушку, о сценах с заверениями, убеждениями, о ссорах со злосчастным отцом теперь уже неактуального ребенка. В зеркале была та же самая Зоя, какой она была и два месяца назад, и полгода, и год. Зоя тряхнула рыжими локонами и включила зажигание. Покинув больничную стоянку, она довольно лихо проехала перекресток и съехала на набережную. Узкая Яуза уже покрылась желтой пудрой весенних тополей, вдоль бордюров метались липучие почки, а сама набережная была забита стоящими в гигантской пробке машинами. Зоя сделала несколько бессмысленных маневров, схлопотала от мужчин-соседей пару раздраженных автосигналов и сдалась. Она поняла, что проехаться с ветерком, чтобы выдуло из головы и души происшедшее сегодня и все то, что ее мучило последний год, не получится. Оставалось набраться терпения и, чем-то заняв голову, покорно следовать в этой веренице. Зоя включила музыку и стала вспоминать.

…Артур был настолько хорош собой, что многие женщины даже не решались в него влюбляться. Эти многочисленные дамы разных возрастов окружали Артура плотной стайкой, как окружают морского гиганта мелкие рыбешки. Только если в морской пучине все определялось желанием перехватить кусочек, недоеденный господином, то здесь дело было во внимании, которое Артур распределял, исходя из своего настроения.

Зоя Абрикосова в орбиту начинающего, но уже очень известного актера не попала. Во-первых, на момент их знакомства Зоя находилась, как она выражалась, «в связи». Во-вторых, Зоя была очень правильной. Она справедливо рассудила, что от мужчины, который, как петух в курятнике, позволяет себе командовать, покрикивать и капризничать, ничего хорошего ждать нельзя. Нужно пояснить, что Зоя в первую очередь ценила в мужчинах душевность. Артуру же, озабоченному актерской карьерой, свалившейся славой, поклонницами и фанатками, было не до души.

Когда однажды приятель Зои, театральный обозреватель, привел ее на премьеру, она еле-еле досидела до первого антракта. По ее мнению, премьер играл отвратно, к тому же «тянул одеяло на себя», не давая коллегам раскрыть образы своих героев.

— Это просто — «пшик»! — наклонилась Зоя к своему спутнику. — Так даже на детских утренниках не играют!

— Согласен, — просто ответил обозреватель, — но успех будет иметь бешеный. Сейчас спрос на таких красавцев.

Зоя раздраженно пожала плечами — ей было жаль потраченного времени, хотелось вернуться домой и довести до конца генеральную уборку. Зоя была женщиной хозяйственной и аккуратной.

— В антракте зайдем к нему, хочу об интервью договориться, — прошептал приятель. — Надо успеть первым. Через полгода к нему не подступишься, помяни мое слово.

— Как знаешь, — махнула рукой Зоя, — но я так не думаю. Истерик самый настоящий!

— Это манера такая. В жизни он удивительно легкий и радостный человек.

— Ну сходим, сходим. Только ненадолго.

В антракте Зоя, к своему удивлению, очень быстро поменяла свое мнение — в отсутствие поклонниц и зрителей актер был спокоен и приятен.

— Вы меня удивляете, — искренне сказала Зоя, — я вас вижу не впервые, но каждый раз это совершенно другой человек. Свита вас делает крайне неприятным, искусство резким, а общение тет-а‑тет — очень обаятельным. Кто вы, мистер ИКС, на самом деле?

Актер улыбнулся — и сердце Зои рухнуло в область селезенки. «Его красота — это не красота. Это воплощение мужественного совершенства!» — подумала Зоя. Она все-таки была еще и поэтессой и распознала в облике актера что-то от рыцаря Круглого стола. Хотя, скорее всего, дело было в богатом и романтическом воображении Зои.

Театралкой Зоя не стала, но бывать там, где иногда бывал Артур, ей оказалось интересно. Она издалека наблюдала за теми страстями, которые разыгрывались вокруг, и понимала, что молодой актер — талантливый манипулятор. «Я никогда бы не позволила себе ввязаться в подобные игры!» — думала Зоя усмехаясь и наблюдала за поклонницами, которые находились между собой в состоянии постоянной войны. Актер взирал на это с капризным величием, и только когда рядом оказывались близкие друзья, он превращался в милого воспитанного человека.

— Вы — поэтесса? — спросил он как-то Зою.

— Да, — ответила та и почему-то не стала уточнять, что основным местом ее работы является поликлиника.

— Это удивительно, — искренне признался Артур, — но я даже не могу себе представить, как это можно — сочинять стихи! И, кстати, музыку. Я могу воспроизвести чьи-то переживания, но не в состоянии выразить свои.