Юлия Рябинина - Падчерица (не) для меня [publisher: SelfPub]

– Черт, Ульяна, почему ты такая невыносимо упрямая? – Самрат взял меня за руку и повел в ту сторону, где была стоянка машин.

Я оглянулась назад. За нами, отставая всего на несколько шагов, шли три амбала, напоминая собой надвигающуюся во тьме стальную стену.

– Давно ты тут сидишь?

– Нет, – соврала я.

– Домой ездила?

– М-м-м, – замялась, потому что почувствовала: понял, что я вру, ведь одежда на мне осталась та же самая, кроме штанов.

– Ты голодна?

– Если я скажу, что нет, то это будет неправда, – ответила ему, и тут же урчание в животе выдало меня с головой.

– Я так понимаю, домой ты не ездила. А мать хоть в курсе, что с тобой все в порядке?

– Мне все равно, но да, она в курсе. А что ты так беспокоишься? – взвилась я мгновенно.

Да, я позвонила ей. Точнее, даже не я, а сотрудники полиции, чтобы подтвердить мои данные и попросить ее привезти необходимые документы, так как мой рюкзак, в котором лежал паспорт, они, естественно, не нашли. Но меня взбесило то, что вместо объяснений со мной он вдруг заговорил про мать.

– Малышка, – мужчина открыл заднюю дверь джипа, пропустил меня вперед и залез следом.

Один из охранников, что следовали за нами, сел на переднее сиденье.

– Давай сейчас мы не будем спорить и выяснять эти мелочные обстоятельства. Мне кажется, ты достаточно взрослая девочка, чтобы вести себя по-взрослому и понимать, что как бы твоя мать ни вела себя до этого с тобой, она на самом деле искренне переживает. Я это видел.

Я дернула головой в сторону. Когда мать пришла в отделение полиции, я даже не подошла к ней. Не могла себя перебороть. Мне до сих пор казалось, что, если бы не она, я бы никогда не узнала этого урода. И он бы никогда не узнал обо мне. Я заперлась в туалете и выждала там до тех пор, пока она не ушла.

И вот сейчас он просто сводит меня с ума, вызывая в сердце чувство вины, которое мне совсем не хочется испытывать. Но как мне можно не обращать на его слова внимания, если Самрат самое неожиданное и захватывающее событие в моей жизни? Он ворвался в нее как ураган и, не спрашивая моего мнения, просто завладел моим разумом и сердцем за очень короткое время. Мне безусловно было плевать на мать с высокой колокольни всегда, но именно в этот момент я почувствовала, что это не Самрат со мной говорит, а моя совесть.

До этого момента у меня, конечно же, иногда возникало чувство вины перед матерью, и мне хотелось, как и всем девочкам, чтобы у меня были с ней нормальные отношения, как между матерью и дочерью. Мне хотелось, чтобы я могла прийти к ней и сказать:

«Мам, я влюбилась с первого взгляда. Он самый сильный, прекрасный и он мой. Я вижу, что тоже не безразлична ему».

Но вместо этого, я была вынуждена про себя говорить совсем иные слова:

«Я не откажусь от него… он только мой. Прости, мам».

Это ненормально! Потому что мать моя оказалась конченной сукой. И в этом я уверилась на сто процентов несколько дней назад.

И что теперь? Он мне говорит о том, чтобы я на все посмотрела иначе?! Но как! Как можно простить то, что мой ум не может принять! Это будет очень трудно. Трудно и больно для меня. Конечно, Самрат старше и мудрее меня, но блин… блин… Он же не знает всего. Да и рассказать я ему этого никогда не смогу. Он никогда не узнает, насколько она отвратительный и ужасный человек.

У меня задрожали губы, и я прикусила их, чтобы сдержать слезы. Но они все равно хлынули теплыми дорожками по щекам.

– Ульяна… – он обнял меня за плечи, притянул к себе, – девочка моя, ну, что такое?!

В его голосе скользило столько нежности, что мне еще больше стало внутри ядовито от всей этой тупой ситуации. Я ее в буквальном смысле ненавидела и от этого чувствовала себя ужасно. Даже встреча с отчимом отошла на второй план, так мне сейчас было хреново от той мысли, что Самрату может быть жалко мою мать. Я изо всех сил старалась подавить в себе истерическое рыдание. Я понимала, что взрослому мужчине может надоесть постоянно успокаивать капризное дитя (а со стороны это может так и казаться), и если я не хочу, чтобы Самрат во мне видел ребенка, то нужно вырасти и перестать вести себя как этот самый неразумный ребенок.

Шмыгнув носом, я взглянула на него. Его напряженное лицо и океан нежности в глазах, говорящие о теплых чувствах ко мне, чуть снова не заставили меня расплакаться, но я собралась. Не время сейчас быть тряпкой. Вытерев тыльной стороной ладони глаза, тихо проговорила:

– А ты со мной зайдешь домой?

– Господи, Ульяна! Ты меня с ума сведешь, – он наклонился к моим губам, и мое лицо мгновенно вспыхнуло, а губы защекотало в ожидании поцелуя.

Время в этот миг как будто остановилось. Огонь охватил меня, и я, не выдержав этой заминки со стороны Самрата, сама дернулась к нему навстречу, прижимаясь к его губам.

– Прости, что не смог огородить тебя от этого мудака, – прошептал Самрат мне в губы и углубил поцелуй, заполняя мой рот, меня всю собой.

***

Самрат и я молча стояли в лифте, поднимающемся на этаж, где нас ждала мама.

– Я не уверена, что хочу общаться с ней, – поджала я недовольно губы.

– Ульяна, мы это уже обсудили. Я не хочу, чтобы ты потом себя в чем-то винила. А когда обида пройдет, так оно и будет, поверь мне.

Он поддел пальцами мой подбородок, тем самым заставляя посмотреть себе в глаза.

– Поверь мне. Я знаю, о чем говорю.

Времени на обдумывания его слов у меня совсем не было, так как лифт, издав характерный звук, остановился, и двери открылись.

– Хорошо, – сжав пальцы в кулаки, я со злостью сунула их в карманы, – но черт… Мне бы этого очень не хотелось…

– Малышка, ты просто боишься, но не хочешь признаться в этом. Не надо, не бойся, – сказал он. – Ты не сделала ничего плохого.

Мы подошли к квартире, и Самрат нажал на звонок. У меня неожиданно сердце бешено заколотилось в груди, и даже пришлось облокотиться плечом о стену, чтобы ощутить поддержку.

Дверь открылась. И на пороге появилась мать. Мы стояли друг напротив друга, и мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она схватила меня и прижала к себе так крепко, что стало больно. Я услышала ее судорожные всхлипывания.

– Ульяна, девочка моя! Боже, ты живая! Я не думала… Прости… прости меня…

Она обнимала меня очень долго. И мне казалось, что она просто брызжет лицемерием, она никогда не обнимала меня так, как сейчас это делала перед Самратом. Даже в тот год, когда мудак-отчим чуть не изнасиловал меня, она приняла это с таким равнодушным видом, что мне тогда казалось, что лучше б я умерла. А сейчас она меня тискает в своих руках уже больше минуты, и меня начало тошнить от этого пафоса с ее стороны.

– Боже, Уля, что с твоим лицом? Ты не поранилась? – воскликнула она, наконец, отпуская меня.