Сандра Бушар - Порочное влечение [publisher: SelfPub]

Тогда я остро поняла, что случайно ворвалась не в ту дверь, задержавшись за ней дольше положенного. Это тот случай, если бы отпетая пацанка попала на ужин к английской знати или, в моем случае, девочка из детского дома затесалась в компанию миллиардеров. Мир Роберта спокойно принимал все его поступки, ну а я не могу ни привыкнуть к ним, ни принять их, ни закрывать на них глаза. Я была и останусь иной. Все внутри рушилось, камешек медленно откалывался от камешка – и большой дом под названием "сердце" теперь напоминал развалины.

– Прошу, прекрати это… – едва прорезавшийся голос был способен только на три тихих писка. Не в силах больше смотреть на унизительную картину, я крепко зажмурила глаза и обхватила себя руками, вырванными из лап упавшего к моим ногам "медведя".

Мне хотелось исчезнуть. Провалиться сквозь землю или просто вернуться в палату, где я снова начала забывать, кто такой Роберт Шаворский, и мимолетно проникаться к нему обычной человеческой симпатией. Увы, он был мне не по зубам, а я не хотела точить клыки, чтобы раскусить его. Слишком велика вероятность остаться и без зубов, и без ужина.

– Свободен! – наконец услышала я решающий все вокруг голос мужчины, а затем он оказался совсем рядом, и я даже почувствовала его теплое дыхание и низкий вибрирующий баритон у себя на шее: – Пойдем, Полина.

Но я не могла открыть глаза. Мне было страшно взглянуть действительности в лицо. Было страшно увидеть, что свою единственную любовь, от начала и до конца, я подарила ему. Это было предательство с моей же стороны. Я предала себя, свою душу, но изменить уже ничего не могла… Роберт совратил меня и взрастил один из самых ужасных пороков – растление души. Все желания, страхи, радости, влечения поросли развратом и смутой. Я более не жаждала услышать шум прибоя, ощутить запах летних цветов, насладиться рассветом… Единственным источником истинного удовольствия стали низменные инстинкты и примитивные желания. За это я ненавидела его, себя и все окружающее. За это не могла простить.

Крепкие руки Роберта подхватили меня под попу, и уже через минуту я оказалась сидящей на диване. Глупо было прятаться от неизбежного, поэтому я отрыла глаза и натолкнулась на изучающий мужской взгляд с каплей иронии и долей радости.

– Ты решила уволиться из секретарей и перейти в местный обслуживающий персонал? – сбрасывая сюртук на пустой диван, саркастично пошутил мужчина, затем, не замечая моего многозначительного молчания, вновь продолжил: – Семен не зря принял тебя за шлюху, все местные официантки тут так подрабатывают.

– Зная это, ты позволил ему так унижаться?! – хрипло, едва сдерживая слезы, прошептала я. – Это мерзко, Роберт Шаворский! Ты переходишь все дозволенные рамки. Не веди себя как король мира. Не все можно купить за деньги. Например, уважение этого мужчины и его семьи ты больше никогда не получишь.

– Он не имел права называть мою любимую женщину так. И вообще, ни один адекватный и уважающий собеседницу мужчина не употребит по отношению к ней данное слово. Это верх наглости! Немного переусердствовал, признаю. Но, восстанови я его завтра на работе и выпиши премиальные, они будут всей семьей молиться на меня в храме целый месяц! – Роберт как-то уж слишком внимательно всматривался в мои глаза, и с каждым словом его голос становился все более наиграно веселым. Думаю, он понимал, почему я пришла, но не хотел признаваться себе в этом, отгораживаясь пеленой веселой музыки и отвлеченных разговоров. – Ты думаешь, я держу тебя в той больнице, потому что мне так охрененно нравится твое отсутствие в моей жизни? Какого черта ты сбежала оттуда с этим сопляком из бухгалтерии?

– Что?! Ты знал? Естественно, ты знал, – больше себе, чем мужчине, сказала я, а затем, тяжело выдохнув, произнесла фразу, которую боятся все мужчины, как огня, все, но не Роберт Шаворский: – Мой побег мы обсудим потом, но сейчас… Нам нужно серьезно поговорить. Я знаю, что ты улетаешь в Нью-Йорк. Ты вообще собирался мне об этом говорить? Или я должна была узнать из газет?

– Более того, я планировал взять тебя с собой! – отсалютовав мне бокалом с коньяком, он кивнул на полный бокал вина, и я вдруг вспомнила, что Виола куда-то пропала из ложи. Что-то мне подсказывает, что Роберт был непосредственным инициатором ее исчезновения. – Ты переживала, что я брошу тебя одну, да, мышка? – улыбка с его губ медленно сползла, показывая мне пронзительный, совсем не пугающий, а как раз обеспокоенный взгляд темных глаз: – Я бы не смог. Я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда.

– Поздно… – тихо и хрипло прошептала я ему и, вскинув подбородок вверх, уверенно сказала: – Я уже приняла решение не ехать с тобой, так что просто пришла за ответами на давно мучившие меня вопросы.

Роберт открыл графин с коньяком и щедро налил его себе в стакан до самых краев, расплескав добрую часть на белую рубашку и дорогие брюки, и, пробурчав себе что-то под нос, выпил все содержимое разом до дна.

– Ничего себе… Ты, наверное, можешь пить все, что горит, без последствий… – озвучила я свои мысли, усмехнулась своей шутке, но, напоровшись на помутневший взгляд Шаворского, тут же замолчала, прикусив губу.

– Вопросы… – немного откашлявшись, хрипло, словно опытный алкоголик, прошептал Роберт, и я, побоявшись, что огненное пламя из его рта заденет меня и тоже опьянит, продолжала молчать, затаив дыхание. – Спрашивай, что там тебе не давало спокойно спать в больнице, заставив взрослую умную женщину лезть с десятого этажа по пожарной лестнице.

– Вопросов много. Нужно было записывать… – снова попыталась разрядить обстановку я, смотря, как Роберт разом осушил полулитровую бутылку газировки, и, нахмурившись, продолжила: – Ты почему-то изначально решил, что Роман Усачев – не мой отец. Конечно, впоследствии он и вправду оказался еще тем придурком, но… В чем причина? Его судимость? У кого в нашей стране ее нет? У единиц… К тому же ты не знал, что за изнасилование малолетней, так что…

– Потому что я знаю, кто твои настоящие родители! – перебил мой словесный поток мужчина, наливая себе новую порцию алкоголя. – Когда ты только вышла из моего кабинета после собеседования, я сразу начал искать информацию о тебе и вышел на Егора и Карину Мышка. Они живут себе припеваючи в Петербурге.

– Мои родители… живы? – хрипло прошептала я, хватаясь за бокал, но, не в силах повторить подвиг Шаворского, только немного пригубила сладкое вино и тут же спросила: – Почему ты не сказал?

– Я могу сказать тебе их адрес и номер телефона. Могу даже лично отвезти! Но… Зачем, если им это не нужно? – с долей сожаления сказал он, и я вдруг поняла, что он точно знает, что я им не нужна, а значит, спрашивал. Господи… Неужели он сделал это ради меня? – Есть еще вопросы?