Айя Субботина - Обман

Марик на минуту застывает. Буквально каменеет, словно осознает, что целуется с болотной гадюкой и рискует получить порцию яда прямым попаданием в рот.

Я потихоньку отклоняюсь в сторону, изучаю его лицо, на всякий случай обхожу по кругу.

— Что-то потеряла? — не без иронии интересуется Червинский.

— Проверила, не торчит ли из тебя что-то колюще-режущее, — озвучиваю свою не самую удачную шутку. Но вообще он ведет себя так, словно в него вцепилась стая маленьких злых мопсов.

Он снова меня злит. Просто до бешенства доводит.

Вот почему каждый раз так: только я начинаю думать и верить, что в Червинском есть что-то хорошее, он врубает вот такое лицо и заставляет меня сожалеть о своей доверчивости. Я что, правда хотела «пригласить его на чай»? Вот этого ветреного…

Суровая правда жизни: я так увлеклась с работой, что уже год живу монашеской жизнью, а у девушки моего возраста есть вполне понятные физиологические потребности, и я не ханжа, чтобы от них открещиваться. Это только в ванильных романах девушки шарахаются от сексуальных красавчиков, даже если у них «потоп» под юбкой. А в жизни… Я еще раз окидываю Червинского придирчивым взглядом и вынуждена признать: такой экземпляр захочет в свою кровать любая девушка, если только она не мужененавистница.

— Я с удовольствием поеду к тебе на чай, — засранец нарочно выделяет эту фразу интонацией, и я все-таки на секунду отворачиваюсь, потому что неожиданно даже для себя самой густо краснею. — Сразу после того, как ты согласишься стать моей невестой.

Не фиктивной.

— Ты сдурел?

— Нет, серьезен. — Он похлопывает себя по переднему карману, и мои мысли снова уползают куда-то не туда. Блин, да что же это такое! — У меня есть кольцо, я тебя люблю, ты мне вполне подходишь. Хоть, знаешь, надо будет пересмотреть твой гардероб, но все мои доходы, адская козочка, в твоем распоряжении.

— Погоди-погоди, — торможу его тираду, стараясь не рвануть от подступающей злости прямо сейчас, — что ты сейчас сказал, Червинский? Я тебе подхожу?

Он нарочно делает вид, что размышляет над моими словами, а потом с довольной рожей кивает.

— «Я пришел к выводу, что вы меня достойны!», — цитирую главного героя старого советского фильма, и пока Бабник размышляет над этой фразой, я с трудом сдерживаю порыв еще разок залепить ему между ног. — Знаешь, что Червинский? Ты не чертов пуп земли! И если для тебя женщина ценится исключительно модными тряпками, то женись на … вешалке из магазина! Знаешь, в бутике «Диор» просто парад невест на любой вкус.

А ту, что с прошлого сезона, можно взять еще и с хорошей скидкой. И самое главное: она всегда будет молчать и на ее фоне твой интеллект, мощностью в половину лошадиной силы, будет смотреться просто великолепно. Заживешь!

— Молька…

— Да пошел ты, жених! Чтоб ты провалился!

Я пулей несусь в кафе, сгребаю в охапку вещи и кое-как одеваюсь на ходу, проносясь мимо остолбеневшего Бабника, словно бильярдный шар. Так бы и снесла на всем ходу, чтобы еще разок освежился в сугробе. Хорошо, что еще не поздно и я за час доберусь домой на метро.

— Молька, тебе же нужен красивый жених на выходные, — «просыпается» Червинский, и я так резко останавливаюсь, что ноги рыхлят снег.

Нет, все-таки придется повернуться, просто чтобы увидеть, как выглядит вопиющая наглость и самолюбование.

Червинский стоит на том же месте, улыбается на все тридцать два и с видом человека, без которого в моей жизни завтра не взойдет солнце, заявляет:

— Ты прекрасно знаешь, что только я, со своим кольцом, манерами, фасадом и «Порше» смогу раз и навсегда заткнуть рот твоей родне. И только у меня есть кольцо с бриллиантом в один карат. Так что, — он даже пытается сократить расстояние между нами, но я успеваю взять пригоршню мокрого снега из ближайшего сугроба и недвусмысленно леплю из него «пулю». Этого хватает, чтобы остановить Мистера Самолюбие, но не его эго. — В общем, я согласен выслушать твои извинения, и мы вернемся к нашему плану. А после семейных посиделок, ты дашь свой ответ. Положительный, само собой.

Он во всем прав: и насчет фасада, и насчет кольца, и, уж конечно, насчет машины и его умения располагать к себе людей, особенно женщин. Да и после того визит Наташа только то и делает, что выпрашивает «жопастика» еще разок в гости. Волшебная какая-то задница — разбудила либидо в бабульке, которая утверждает, что целовалась с Хрущевым.

Но… не будет ему торжества триумфа.

В конце концов, у меня теперь есть неплохая альтернатива.

— Поторопись на парад невест, Червинский! — Я стучу пальцами по стеку наручных часов. — Если постараешься, придумаешь, куда натянуть свою стекляшку!

К счастью, он слишком высокого полета птица, чтобы соваться за мной в метро.

Вот что этим женщинам нужно, а?

Берешь их на раз, путаешь имена, отказываешься знакомиться с родителями — тварь, мудак и говнюк.

Зовешь замуж, покупаешь бриллиант размером с метеорит, деньги готов отдать на блюдечке с золотой каемочкой — и, опять-таки, тварь, мудак и говнюк.

А самое паршивое, что я даже у Клеймана не могу совет спросить, потому что … Ну потому что не знаю, как смогу полуфразами обсуждать его помощницу. Когда Антон узнает, что я нацелился на его драгоценную помощницу, он с меня три шкуры спустит.

В общем, я ночь тупо не сплю вообще.

Смотрю в потолок, вспоминаю мою адскую козочку и у меня стоит.

Через полчаса, когда становится понятно, что у меня жуткий недоебит по одной конкретной женщине, и я не хочу сбрасывать напряжение «подручными средствами», я начинаю рассуждать вслух.

— Понимаешь, Семен… — Докатился… — Понимаешь, Сеня, я жене просто потрахаться с ней хочу. Я хочу ее в жены. И в башню. Пусть вяжет, вышивает, учится быть покладистой женой и читает всякие книги для будущих мам. А что? Я хочу минимум двоих детей. А Мольке пойдет животик.

Я прикладываю ладонь к лицу и радуюсь, что мой член не болтлив и вряд ли сможет растрепать, о какой херне с ним секретничает его пропащий хозяин.

Под утро я даю себе обещание подержать Мольку на голодном пайке. Минимум неделю, а лучше две. Чтобы, когда появлюсь перед ней, она бросилась на шею, сказала, что любит, скучает и сама потащила меня в ЗАГС.

А к обеду заказываю букет для ее мамы и бабушки.

Ну и мой козочке веник, хоть она своим поведением заслужила разве что стог сена.

Ладно, на этот раз я ее снова прощу. Кто-то должен быть умнее и прощать женщине ее слабости.

Правда, тяну паузу со своим эффектным появлением не до шести, как мы договаривались, а до семи. Воображаю, какая паника у моей строптивицы: тетка празднует триумф, кузина-выскочка злобствует. Самое время мне театрально выйти на сцену, спасти мою красавицу из беды, и она упадет в мои руки как персик.